Маринка, хозяйка корчмы. Ульяна Гринь
меня в крохотную комнатку, где стояла одна лишь кровать, а в стене были полки для свечей и одежды. Да тут только собаке можно жить, честное слово! Не развернуться вдвоём. Женщина бросила мне какие-то тряпки, ткнула в них пальцем, потом в меня и сказала:
– Фаллори! Идо!
– Дурацкий язык, прости господи, – вздохнула я. – Да поняла, поняла, мне надо переодеться.
Развернув тряпки, наморщила лоб. Это теперь моя униформа? Да ну, такое надевать – себя не уважать. Платьице короткое, юбочка присборенная, как у субретки в немецком порно, не хватает только вызывающих чулок и десятисантиметровых шпилек!
– Фаллори, идо! – повторила женщина и показала на дверь, пальцами изобразила идущие ноги: – Гастар идо!
– Окей, – как дебилке, ответила я ей, стаскивая плащ. Походу, выбора у меня нет, нужно напялить этот позор и спуститься вниз, в зал.
В моей жизни уже были моменты, когда приходилось пожертвовать своей гордостью для общего дела или чтобы вытащить, например, мужа из щекотливой ситуации. Сейчас речь шла о моей жизни. Этот мир оказался неприветлив. Демократией тут и не пахнет, человека можно купить и продать, раз плюнуть. Что ж, буду бороться за свои права и за свою свободу… Если выживу, будет, что рассказать… кому?
Напялив на себя дурацкую юбку, плюнула. Некому рассказывать. Муж от меня ушёл, сказал, что я его вгоняю в депрессию, что не могу справиться с собой, что он думал – я сильнее. А дочь… При мысли о Таше на глаза снова навернулись слёзы. Но я не вытирала их. Они доказательство того, что я жива.
Ещё жива.
Пока.
Лиф платьица оказался на бретелях. Носила я такие, только подлиннее и без нагло оголённой спины. Кое-как втиснувшись в узкую одёжку, преодолевая естественную брезгливость, я сложила свои мокрые вещи в плащ и связала его края узлом. Мало ли, если бежать – так в нормальных вещах, а не в этом простигосподи.
– Гаста-а-ар! – раздалось из-за двери. Я закатила глаза. Нельзя же быть такой нетерпеливой!
– Выхожу! – гаркнула в ответ и толкнула дверь. Хозяйка кабаре критически оглядела меня, поцокала языком и указала на лестницу. Понятно, понятно. Иду вниз.
Но уже на лестнице мне стало не по себе. Что я здесь делаю? Что я делаю в этом месте? Разве такого я заслужила? Ведь всегда старалась жить правильно, никого не обижала, а иногда даже боялась сказать слово «нет». Все знали, что можно обратиться ко мне с любой просьбой, и я помогу. Так почему я оказалась в этом жутком мире, в этом жутком месте? Я должна была попасть в рай…
В зале вовсю веселились девушки и мужчины. Алкоголь лился рекой и, походу, мимо кружек, потому что на полу были разлиты подозрительные лужи. Мимо меня со свистом пролетел подсвечник и упал на пол. Огонь от свечи почти подпалил ковёр, но хозяйка всего этого безобразия резво вылила на него воду из ведра, а потом раскричалась на метнувшего «снаряд». Чуть ли не пинками выгнала его с одной из девушек на лестницу, схватила меня за руку и толкнула к одному из мужчин, который покачивался с кружкой в