Ожерелье времени. Адель Туб
надежною опорой,
И для души его – врачом,
И собеседником, с которым
Он спорить мог и говорить,
Молчать, мечтать и удивляться,
Ее поняв, боготворить,
В ней без остатка растворяться.
Он был поэт любви, добра
И благородных чувств, и чести.
И рядом с ним была Она.
Всегда. До самой смерти – вместе.
Он был незряч – ее кумир.
Она его глазами стала.
Через его стихи весь мир
Она уже воспринимала.
И на двоих одни глаза,
Единое мировоззренье,
Одна любовь, одна слеза,
Одна печаль, одно везенье.
Но постучалась в дом беда,
Жизнь в полный мрак повергнув сразу:
Он с ней прощался навсегда,
Не увидав ее ни разу.
Она ему дарила свет,
Незримо оставаясь рядом,
И еще много долгих лет
Ей посвящал стихи Асадов.
«В грязи, и в дикости, и в путах нищеты…»
Первой жене Булгакова,
Татьяне Лаппо, посвящается.
В грязи, и в дикости, и в путах нищеты
Служил врачом в забытом Богом месте.
С ним рядом женщина его былой мечты
Жила и жертвовала всем, чтоб быть с ним вместе.
При первой операции она
Ему учебник медицинский вслух читала.
И ассистентка, и помощник, и жена
Его, как малого ребенка, опекала.
Ее святая и безмерная любовь
Все вынесла – наркотики и пьянство,
Со дна его вытаскивая вновь
С завидным и упорным постоянством.
А он забыл, что так ее любил,
Что собирался даже застрелиться,
Забот уже не замечал и не ценил,
И буйствовал без меры и границы.
Чтоб как-то жить, ему не дав пропасть,
Она водою дозы разбавляла
И все, что только удавалось ей продать,
Все, даже свадебные кольца, продавала.
Но предрекала, что придет к нему успех,
Что должен он писать, хоть понемногу,
Что пропивать талант – тяжелый грех,
Что должен он пойти другой дорогой.
Москва! Век прошлый. 21 год.
От холода им пальцы рук сводило.
Чтоб продолжать писать любимый мог,
Ему тазы с водой горячей подносила.
Когда же, наконец, добился он
И денег, и известности, и славы,
То женского вниманья марафон
Стал для него излюбленной забавой.
Потом она оставлена была,
Как вещь ненужная, и быстро позабыта.
А славу разделила с ним сполна
Другая, что назвал он Маргаритой.
Возможно, что в прекрасный идеал
Черты покинутой вложил, не сознавая.
Она бы тоже согласилась править бал
И с Сатаной, от бед его спасая.
Ведь добрым ангелом ее он называл
И знал, что будет за нее наказан.
Она, смиряя чувств своих накал,
Его не потревожила ни разу.
И, лишь увидев скорбный некролог,
Отправившись немедленно в столицу,
Узнала, что, когда он занемог,
Мечтал