Ловец снов. Стивен Кинг
ел. Он почти не притронулся к супу и прикончил только половину сандвича.
– Ну как вы, парни? – спросил Джоунси и, посыпав яичницу перцем, принялся энергично жевать: похоже, аппетит его все-таки не покинул.
– Мы – два счастливых блядуна, – сказал Бивер, но, несмотря на легкомысленный тон, Джоунси показалось, что он взволнован, даже, пожалуй, встревожен. – Рик рассказывал мне о своих приключениях. Совсем как история из тех журналов для взрослых, что валялись в парикмахерских, когда я был сопляком. – Он, все еще улыбаясь, обернулся к Маккарти, обычный, вечно улыбающийся Бив, по привычке запустивший руку в тяжелую гриву волос. – Тогда на нашей стороне Дерри парикмахером был старик Кастонже, он пугал ребятишек своими огромными ножницами до такого посинения, что меня, бывало, на веревке к нему не затащишь.
Маккарти слабо улыбнулся, но не ответил, поднял оставшуюся половину сандвича, осмотрел и снова положил. Красная метка на щеке пылала багрецом, как только что выжженное клеймо. Бивер тем временем продолжал трещать, словно боялся, что Маккарти ненароком скажет хоть слово. За окном продолжал валить снег, ветер не унимался, и Джоунси подумал о Генри и Пите, возможно, застрявших в старом «скауте» на Дип-кат-роуд.
– Оказывается, Рик не только едва не попал в лапы ночного чудовища, вполне возможно – медведя, но и ружье потерял. Новенький с иголочки «ремингтон 30–30», отпад, но только тебе его никогда больше не видать, ни единого шанса на миллион!
– Знаю, – сказал Маккарти. Краска снова сошла со щек, вытесненная свинцовой бледностью. – Не помню даже, когда я его бросил или…
По комнате внезапно пронесся резкий отрывистый рокот, словно кто-то рвет бумагу. Джоунси почувствовал, как мурашки бегут по коже. Неужели что-то застряло в дымоходе?
Но тут же понял, что это Маккарти. В свое время Джоунси слышал немало непристойных звуков, и громких, и долгих, но такого… Кажется, это длилось вечность, хотя на деле прошло не больше нескольких секунд. И тут же – нестерпимая вонь.
Маккарти, поднявший было ложку, уронил ее в нетронутый суп и почти девичье-смущенным жестом поднес правую руку к изуродованной щеке.
– О Боже, простите, – сказал он.
– Ничего страшного, всякое бывает, – усмехнулся Бивер, но скорее по стародавней привычке. В эту минуту им владел инстинкт, инстинкт и ничего больше. Но Джоунси видел, что Бив так же ошеломлен запахом, как и он сам. Это был не привычный сернистый смрад тухлых яиц, унюхав который, можно посмеяться и, помахав рукой, шутливо спросить: «Ах, черт, кто это режет сыр?» И не болотно-метановая вонь. Нет. Джоунси узнал этот запах, такой же, как изо рта Маккарти: смесь эфира и перезрелых бананов, совсем как пусковая жидкость, которую заливаешь в карбюратор в морозное утро.
– О Боже, это ужасно, – повторял Маккарти. – Мне так неловко.
– Да ничего страшного, – сказал Джоунси, хотя внутренности свернулись в тугой клубок, словно перед приступом рвоты. Теперь он ни за что не сможет доесть, даже пытаться не стоит. Обычно он не так брезглив, но сейчас