Я. Александр Потемкин
было не так уж плохо. Хоть книги мог читать. Если вам нужен дворник, то я готов поработать». – «Пьешь?» – «Нет». – «Где живешь в Москве?» – «Нигде. Только сегодня поутру приехал». – «Есть родственники?» – «Нет.» – «Так где же ты будешь ночевать?» – «В сарае. Там, где складируются метлы, ломы и лопаты для уборки снега. Мне к неудобствам не привыкать». Одним словом, записала она меня в штат работников музея на испытательный месячный срок. Так я стал столичным дворником. В сотне метров от библиотеки и двухстах от Кремля. Серовский музей был открыт до восемнадцати часов. Каждый вечер я проводил в читальном зале. Именно здесь, после прочтения новых книг, я стал относиться к себе несколько критично. Когда я узнал, что Сен-Санс в пять лет сочинял замечательную музыку, антрополог Френс Гамильтон в шесть публично декламировал «Илиаду» и «Одиссею», Грибоедов в восемь лет поступил в университет, Лермонтов в пятнадцать закончил вторую редакцию «Демона», а в шестнадцать уже работал над «Маскарадом»; что Ренэ Декарт в семнадцать лет сделал величайшее открытие – «декартовы координаты», Галилей в том же возрасте открыл изохронность колебаний маятника, а Мендельсон-Бартольди создал симфоническую увертюру «Сон в летнюю ночь»; что Эразм Дарвин в восемнадцать написал свой труд «Зоономия», – я пристыдил себя. Я словно почувствовал вызов, который бросали мне человеки. Как будто кто-то из них настоятельно спрашивал: «А ты сам, путивлец, на что способен-то? Уголь в топку бросать, ящики сколачивать, на библиотечной скамье брюки протирать, читая книги ученых разных времен? И при этом все время поругивать наш антропологический вид! Сам-то ты кто есть? Что в тебе такого примечательного, отличного от всего рода людского? Да, рыжие волосы в России не так часто встретишь. Согласен, ты не ищешь материальной выгоды. Могу подтвердить: тебя не интересуют карьера, партии, бизнес, отношения с людьми, одежда, внешний вид. Ты предпочитаешь одиночество шумным компаниям. Не пьешь, не куришь, не увлекаешься наркотиками. Но таких очень много! Тебе приятней поваляться с книгой, чем с женщиной. Ты чаще мечтаешь, чем осуществляешь свои планы. Но что еще? В чем же твое отличие? Что в тебе от cosmicus? Размышления об отторжении всего человеческого? То, что ты обижен? Оскорблен? Таких много на мостовых и кладбищах! Твои мозги работают иначе, чем человеческие? А где свидетельство-то? Еще никакой уникальный продукт не создан! Никто не ведает о твоих планах, никто не знает тебя. Человеки могут не обратить на твое пришествие никакого внимания. Доказательств-то ему нет никаких! Пришел ли ты сегодня в этот мир или помер вчера, помрешь завтра, через девяносто лет! Ты же сам не следишь за полетом мух, за лаем собак, за криком новорожденных. А кому в голову придет наблюдать за тобой? Прислушиваться к твоим мыслям? Все представления об исходе кроманьонцев живут лишь в твоем воспаленном сознании. Народ счастлив! Он мечтает измениться лишь с точки зрения материального достатка. Вчера имел один рубль, сегодня хочет иметь сто, завтра тысячу. Все! Проблемы,