Я. Александр Потемкин
у брошенного малолетки даже возникла первая творческая идея: было бы куда проще и выгоднее ухаживать не за дюжиной, а за одной большой свиньей. Если каждое из двенадцати животных весит около двухсот килограммов, то одна свинья новой породы может потянуть на все три тонны. Свиноводство стало бы куда более рентабельным! Да и я заимел бы мощного приятеля. Тогда я еще не знал, что существует такая наука, как генетика, что именно она способна помочь мне в поисках собственного Я. Впрочем, вскоре эти на первый взгляд никчемные для общения существа показали необыкновенные примеры дружелюбия. Они стали мне ближе, чем добрые волкодавы. В своих чувствах я продвинулся еще дальше: мне показалось, что я предпочел бы жизнь среди свиней жизни среди людей! Уже через неделю я переселился из сарая в тамбур свинарника и ощущал себя очень комфортно, потому что был ласково принят свиным стадом. Мужик виделся со мной редко, лишь каждый второй день я находил его скудные подачки: краюху черствого хлеба, несколько сморщенных луковиц, пару клубней картофеля да хамсу – мелкую соленую рыбешку. Но я не был голоден: мешок овса, кубышка посевного мака, желуди, сваренные для свиней, – всего хватало! Нет, вопросы еды меня вовсе не занимали. Я был занят другими размышлениями и упивался разговорами с самим собой. Как-то под вечер я нес из колодца воду, чтобы напоить свиней. За мной неслись домашние псы. Они почти всегда провожали меня по этому маршруту. Вначале я даже подумал, что они приставлены ко мне, идут по следу, чтобы я не сбежал, или что им поручено пресекать мои мальчишечьи вольности. Хотя разве до проказ мне было! Однако довольно скоро я понял, что заблуждался. Между нами возникла некая неуловимая приятельская связь. Известно, что разные виды животных нередко сближаются между собой более тесно, чем с человеком. Собаки остервенело лаяли на людей, часто рычали даже на своих хозяев, но оберегали и ласкали меня. Эти взаимоотношения с псами лишний раз подтверждали: выбранное мною для размышлений направление, в основе которого лежал посыл, что я не человек, было правильным. Так вот, иду я с ведрами воды – и вдруг через калитку во двор входит учительница, чей добрый взгляд всегда вызывал у меня в колонии сентиментальные мысли. Я улыбнулся, хотел было остановиться, поставить на землю воду и поздороваться. Но женщина, взглянув на меня, опустила глаза, ее лицо приняло злобное выражение, она лишь выкрикнула собакам: «На место, предатели!» – и прошла мимо. Никакого желания остановиться, сказать слово, спросить о моем житье или учебе у нее не было. Я опешил и уже ей вслед сдавленным, обиженным голосом бросил: «Здравствуйте, Анна Клементьевна! Это я, Василий Караманов из Недригайловской колонии». Училка даже не обернулась. Она прошла мимо, как будто меня не существовало. Как будто перед ней было не живое существо, а полевой сорняк, оголенный ветром одуванчик. Это событие вынудило меня с новой силой возненавидеть человечество; желание стать другим существом во мне усилилось. Гадкий вечерний эпизод в барском дворе