И боги порой бессильны. Ольга Токарева
нараспев прошептал Мир. С трудом разомкнул потрескавшиеся, окровавленные губы и уже осмысленным взглядом осмотрел свои покои.
Языки пламени магических свеч, настенных светильников отбрасывали пляшущие на стенах зловещие тени. Дар Шинскому казалось, что тени, пытаясь найти его, ощупывают пространство своими длинными, извивающимися щупальцами.
Король сжался. Старческими, дрожащими руками схватился за одеяло, быстро подтянув его под самое горло, стал внимательно следить за игрой чёрных всполохов. Их пляска напоминала безумство или, лучше сказать, агонию. Уж больно они неистовствовали в своём танце. Но вскоре – вертеж прекратился. В какой-то момент тени замерли, направив свой взор на Мира. И хотя глаз у них не было, но король знал, что они пронзают его своими чёрными, как тьма, глазницами.
Словно почувствовав его страх, тени всколыхнулись и заскользили по стене, ощупывая пространство перед собой удлиняющимися щупальцами, которые стали медленно расползаться по сторонам.
Шинский заорал, но из его горла вырвался звук, чем-то напоминающий шипение аспида. Натянув одеяло на голову, продолжая издавать хрипящие звуки, Мир сжался в ожидании, когда тени скользнут под одеяло и дотянутся до его горла.
– Я не пришла в твою судьбу, я из неё не уходила, – послышался приятный тембр голоса.
Король встрепенулся. Девушка вкладывала в песню всю свою душу. Порой её голос практически срывался, переходя на шёпот, порой от его мощи хотелось, закрыв уши, закричать: «ПРЕКРАТИ!»
– Прекрати… прекрати, – качаясь, зашептал Мир. Но вскоре, не в силах больше слышать раздирающую душу песню, он отбросил одеяло. Забыв про тени, король пополз по кровати в желании найти девушку и заставить её замолчать.
Осторожно опустив босые ноги на мягкий ковёр, Шинский встал. Помятая ночная сорочка из тонкого белого шёлка, надетая на нем, едва прикрывала его старческие колени. Волосы от постоянного метания головой по подушке были спутаны в колтуны и взлохмачены. Не обращая внимания на свой внешний вид, качаясь, король поплёлся к двери. Взявшись за покрытую золотом ручку, постоял в нерешительности и толкнул дверную створку.
Высокий, полнозвучный, девичий голос с нотками отчаянья оглушил своей силой.
– И ты поймешь когда-нибудь, ведь ты поймёшь когда-нибудь, как сильно я тебя любила. Только ты молчишь и смотришь мне в глаза, – плакала душа девушки. Она пыталась дотянуться своей песней до разума того, кому пела.
«Слепец. Она ведь тебе всю свою душу отдала». Королю захотелось посмотреть на безумца, живущего в его королевстве. Глупца, который отвергает такую пламенную любовь. Уж он-то, Мир, отдал бы всё той, которая его бы так любила. А не захотела бы – заставил, подчинил, в конце-то концов – пленил.
В желании увидеть девушку, опираясь рукой о стену, едва переставляя по холодному мраморному полу коридора босые ноги, король поплёлся на звук голоса, уже догадываясь, откуда он разносится.
Остановившись