Кровавое приданое. С. Т. Гибсон
я не знала, как они называются, но теперь понимаю, что смотрела на мензурки и счеты, механические компасы и астролябии. Всевозможные медицинские и научные инструменты, примитивные и современные, из Греции, Италии, Персии и с простирающихся за ее пределами обширных территорий халифата. Они сверкающими кучками лежали на стопках пергамента. Некоторые выглядели так, будто уже отслужили свой срок, а к другим, казалось, не прикасались целое столетие.
– Что это за вещи? – выдохнула я, и голос легко пронесся по всему залу с его сводчатыми потолками. Все в этом замке усиливало мои слова, даже самые тихие, до трубного гласа, и казалось, будто они разрушают созданную тобой здесь экосистему.
– Лучшее, что может предложить это захолустье, – сказал ты, указывая в сторону карты созвездий. – В такое суровое время мы живем, Констанца. Величайшие умы Европы не могут найти лекарств от простейших болезней или решить легчайшие уравнения. В Персии отслеживают движение крови по телу, оперируют печень живых людей, создают невероятные машины, которые кажутся непросвещенным людям алхимией. Греки и римляне владели знаниями, которые целиком пожрало время.
– Но для чего они все?
– Чтобы раскрывать тайны человеческого тела, конечно. Чтобы изучать этих разумных животных и раскрывать всю сложность их строения.
– Я и не подозревала, что тебя так интересуют люди, – пробормотала я, напоминая себе, что сама больше не принадлежу к их числу. Ты говорил, что люди – менее развитые существа, жалкие создания, что существование их быстротечно и что они пригодны лишь для еды и развлечений. Явно не для дружеского общения. Ты предупреждал, что мне не стоит и пытаться заводить себе друзей за пределами нашего дома. Они лишь разобьют мне сердце.
– Меня интересует мое собственное состояние, а потому стоит проявить интерес и к ним, – ответил ты, проводя пальцем по исписанной мелким почерком странице. Тогда я еще не умела читать, но смогла различить на рисунках человеческие ноги и руки, беглый набросок, изображающий нечто вроде сердца. – Разве тебе не интересно, что за сила оживляет нас после первой смерти? Сила, что дарует нам долгую жизнь без старости.
Я поежилась – по залу пробежал сквозняк. Большую часть времени я очень старалась об этой силе не думать.
– И представить себе не могу, мой господин. Господь – единственный творец наш – может быть, это Он вылепил первого вампира из глины земной. Но вместо того чтобы смешать глину с водой, Он смешал ее с кровью.
Я всегда была верующей, и иногда эта вера граничила с суеверием. И вторая жизнь этого не изменила; она лишь расширила экзистенциальные горизонты моего понимания.
Ты улыбнулся. Снисходительно и почти с жалостью.
– Сказки твоего священника не смогут объяснить нашего существования. Не важно, венец ли мы творения или великий позор природы, у нашего голода есть смысл и причина. Как и у наших тел и процессов, в них протекающих. Я намереваюсь разгадать их, понять, кто