Исход. Екатерина Мекачима
Я поблагодарил его и Бога. Мужик всю дорогу неясное молвил, но я не слушал. Тяжёлая у него жизнь, по голосу понял. Он у него такой, резкий, сухой, да смрадный. Болел крестьянин сильно. Хворой довёз меня до города, в котором был храм. Перед тем, как искать ночлег, я отправился благодарить Бога. Но ещё на улице понял, что нынче праздник. Люди шумели, толпились, шли к церкви. Голоса соединялись в гул, который очень пагубно на душу влияет. Их ноги хлюпали в лужах, одежды шелестели. Пахло потом, яствами и ладаном. Ветра почти не было. Мне сделалось дурно. В такие мгновения, когда мир охватывает меня, я перестаю слышать его. И тогда могут прийти видения. Голова моя кружилась, и чудилось мне, будто иду я по деревне, в толпе, но всё вокруг мертво. Иду, опираюсь не на палку, а на костыль. И заваливаюсь на левую ногу. И казалось мне, что тело моё словно мертво наполовину. Как и бытие, что окружает меня. Я не видывал мира, но сердце подсказало – это его руины. Я бы их сравнил с плачем ветра, когда осень уступает зиме. В такое время ветер веет холодом, сыростью и тоской. И меня такая одолела тоска, такое страдание, что, кажется, я заплакал. Но чья-то рука взяла меня под локоть, и мягкий женский голос спросил про моё здравие. Голос был таким родным, словно я всю жизнь его слушал. Но нет, впервые встретил. Она была моложе. Лет, наверное, на десять, может, больше. Она мягко держала меня под локоть, а мне казалось, что меня спас ангел. Ангел спас меня от падения во тьму.
Она назвалась Еленой. Она сказала, что идёт вместе с мужем в храм. Сегодня же великий праздник. Она многое ещё молвила, но я не слушал, что она говорит. Я внимал музыке её голоса, я был готов слушать её голос вечно. Бархатный, мягкий, спокойный. И сильный. Не как у других женщин, нет. В её голосе – глубина глухих вод и бессчётных бурь. Бурь, которые она носила в себе. А затем в мир ворвался уверенный и резкий голос её мужа. Он взял меня под другой локоть и властно пообещал, что поможет мне дойти до храма. И найдёт мне ночлег. Они помогали мне идти, они говорили со мной, а я слушал только её. Её голос лился сквозь вечную тьму, и чудилось мне, что я вижу. Видел я мёртвый город, серый и печальный, как зимний ветер. Над градом летала тоска, беспросветная, как глубокая зима. И чувство такое охватило меня, будто эта самая тоска всю мою душу истерзала, настолько в том городе было худо. И только песня, щемящая сердце, вела меня сквозь печаль. Песня, которую пела она. А я так хотел её увидеть… В её песнь влились голоса ангелов: мы вошли в храм. Голоса окружили меня, наполнили бытие. Но её голос по-прежнему слышался явнее всех и отзывался болью сердечной, болью невыразимой.
Песнопение разливалось по миру, а её голос продолжал держать меня. Я уже мог стоять, силы ко мне вернулись, но она не отпускала меня. В её мягком тёплом касании было столько полноты, столько чувства, что до сего времени я так и не смог найти объяснения её загадке. А тогда я и вовсе не чувствовал себя, не слышал мира. Но вместе с её голосом я видел. Видел…
Резкая боль пронзает тело: я оступился и подвернул ногу. Ох… Я и запамятовал, что иду. Опираюсь на палку обеими руками и выправляю