Возвращение Адама. Миф, или Современность архаики. Михаил Ямпольский
свободы и изменчивости[33].
Вопрос, который постоянно ставила столь многоликая неопределенность, характерная для мифа: как придать этой противоречивой невнятице аспектов какой-то унифицирующий смысл?[34] И в ответе на этот вопрос, как мне представляется, и проходит граница между тоталитарными и авангардными мифами. Миф всегда многолик и неустойчив, и в этом его интерес. Но тотализирующий взгляд, обнаруживая эту противоречивость и многообразие, находит способ их преодолеть. Радгли указывает на то, что ключ к единству Одина заключен в его имени, которое переводится как Неистовый. Неистовство, или одержимость, определяет как его поведение на поле брани, так и его связь с поэзией, магией, вдохновением: «Неистовство в битве, поэтическое вдохновение, магический транс, сексуальный экстаз, наркотические галлюцинации – все эти аспекты Одина воплощают измененное состояние сознание. Таким образом, он – бог измененного сознания…»[35] Конечно, это суждение не может быть принято без критики. Но еще Юнг писал об Одине как воплощении «furor teutonicus» – тевтонского неистовства[36].
До Юнга эти идеи высказывали два представителя школы германиста Рудольфа Муха – Элизабет Вайзер-Ааль и Отто Хёфлер. Вайзер в 1927 году в своей докторской диссертации исследовала «экстатический» фольклор «Дикой охоты» в контексте реконструируемых ею ритуалов мистической инициации воинов[37]. Юнг лишь присоединяется к мифотворчеству немецких националистических фольклористов.
Стихийная неукротимость Одина объединяет все его аспекты. Неистовство – способ интенсивного размывания разноликового в некой неопределимой стихийности, отсылающей к единству внутреннего опыта Серса. В итоге Один являет себя в виде некоего сверхединства, напоминающего лидера масс – фюрера: «…немецкий бог представляет цельность, относящуюся к первобытному уровню, к психологическому состоянию, в котором человеческая воля почти идентична божественной и, значит, целиком в руках судьбы»[38].
Это сведение множественности к единству и является, на мой взгляд, главной особенностью тоталитарного понимания мифа. Каким бы несводимым к целостности ни был миф, достаточно найти некое общее свойство персонажей, как эта многоликость слипается в нерасчленимость. Юлиус Эвола вполне в духе такой трансформации неопределимых богов и стихий в фигуру власти писал о мифологии расы, «созидающей вождей», и о древнегерманском короле как «аватаре, оформленном проявлении самого Одина-Водана»[39].
«Авангардное» понимание мифа сопротивляется установке на слияние множественности в единство, подобное слиянности индивидов в толпе или массе. Модернистское понимание мифа (и оно хорошо представлено у Гандельсмана) отражает кризис унифицированного субъекта и связанной с ним системы репрезентации. Модернизм апроприирует множественность и многоликость как принципиальное свойство архаики, особо затребованное современностью. В книге
«Один, как и все живые существа, подверженные еще и превратностям собственной судьбы, не имеет над собой ничего, что стесняло бы свободу его действий. Особые достоинства, военные или иные, почитаемые германцами, предоставляли главному богу большую широту и как бы отказывали ему в благородстве. ДеЙствительно, он предает своих любимцев, заставляет родичей сражаться друг с другом, вообще обманывает, не говоря уже о разных слабостях, о вспышках гнева, вызываемых сарказмами демонического Лаки» (
Эти поиски все в себя вбирающего первичного бога, конечно, прямо связаны с наследием монотеизма. Иван Тёрох, уроженец Галиции, националист и эмигрант, сочинил огромный языческий эпос «Сварог», в котором роль такого сверхбога играет «верховный бог» древних славян Сварог. Приведу в качестве курьеза образец такой поэтической мифологии: «Сам себя и народивший, / Сам себя и возрастивший. / Я причина всех причин / И во всем я сам Один. / Я единый Бог предвечный, / Я и сущий, я и вечный, / Сам супруга и супруг – / Бесконечный Божий круг, / Из себя и выходящий, / И в себя опять входящий: / Я начало и конец, / Сам и матерь, и отец» (
Пассионарность Льва Гумилева, на мой взгляд, прямо соотносится с этими мифологическими фантазиями.
На этнографических материалах, связанных с воинской инициацией, Вайзер и Хёфлер (близкий к нацистам) в 1934 году предложили теорию «мужских союзов» древних германцев, в которой утверждалась связь инициации в этих союзах с шествиями мертвецов и демонов. К реконструкции этого нордического мифа были привлечены исландские саги и легенды о