Харьков. Евгений Владимирович Белов
которых провели, сначала немцам сдались, думали при них проживут, а когда поняли, что ошиблись к американцам побежали. Только русские никому не нужны, особенно иуды.
– Опять ты свою деревенскую религиозность напоказ выставляешь. Не суди, и не судим будешь. Так, кажется, ваш Христос говорит? – с вызовом произнесла Кира.
– А, ты разве забыла в Будапеште, они на другой берег Дуная прорывались и на нас выскочили, не немцы и не венгры, а именно эти. Перебили бы нас, и твой командир не помог бы. Я тогда от страха в штаны написала. Хорошо танк наш, откуда ни возьмись, появился и танкист этот рыжий. Он улыбается, а у меня по ногам течёт. А иуды эти тогда могли бы сдаться, так нет, надеялись американцы приютят. Настоящий-то Иуда, тоже покаяться не захотел, а пошёл и повесился. Что же до Христа, так может и живые-то мы, потому что матери за нас молятся. И вообще, кажется, так крестись.
Девушки молча подошли к дому, где разместились их отделение.
– Шура, прости меня. Я всё помню. Война закончена, скоро будем дома. В гости ко мне приедешь. Я тебе Москву покажу.
– Может, и приеду, Кира, и ты меня прости. Иди, вон тебе твой машет.
Саша.
Саша шёл по пыльной дороге под конвоем высокого худого немца – очкарика. Они только что вышли за околицу протяжённого украинского села Ягоденька и шли по направлению к перекрестку, где стояло несколько крытых грузовых машин.
"Если бы на расстрел, повели бы в поле", – подумал Саша.
Они подошли к ближней машине.
– Halt,1 – оборвал мысли Саши резкий окрик очкарика,– Zetzt oich".2
Очкарик указал стволом автомата на землю у заднего колеса ближнего автомобиля.
Сидеть пришлось довольно долго. Но вот неторопливо к машинам стали стягиваться немецкие солдаты группами по два, три человека. Кто-то нёс корзины с едой, кто то бутылки с молоком и горилкой, один солдат тащил на верёвке визжащего поросёнка.
Проходя мимо Саши, они подмигивали очкарику, тот который тащил свинью, шутливо крикнул:
– Otto! Du hast gut russisch Schwaine.3
Пленных в селе больше не обнаружили.
Последним к машинам подошёл немецкий лейтенант в сопровождении одного из жителей села. Саша узнал в нём хозяина хаты, где оставили его товарищи, уходя с поля боя. Селянина звали Панас.
Немецкий лейтенант подошёл к Саше.
– Steit auf!4– крикнул очкарик и сам вытянулся в струну, – Herr Leitenant!Das ist russisch Panzersoldat.5
Саша встал на ноги. Головная боль напоминала об ударе головой при попадании вражеского снаряда в башню «ласточки», так экипаж называл свой танк, командиром которого был Саша. От этого удара Саша, пришёл в себя лёжа на кровати в комнате украинской мазанки.
Просидев почти полдня под палящим весенним южным солнцем, Саша очень хотел пить.
Немецкий лейтенант выслушал очкарика, и посмотрел на Сашу. Перед ним стоял его сверстник в порванном и прожжённом в нескольких местах чёрном танковом комбинезоне. По правой стороне лица расплылся синяк от удара, волосы на голове и на лице были
Стой(нем.)-пер.авт.
Сядь(нем.)-пер.авт.
Отто!У тебя хорошая русская свинья.(нем.)-пер.авт.
Встать!(нем.)-пер.авт.
Господин лейтенант!Это русский танкист.(нем.)-пер.авт.