Несколько дней в стране чудес. Роман Сергеевич Беляев
поставить. Но я последовал его указаниям, посмеялся и сказал, что мне надо бы зайти куда-то, чтобы отметиться, и спросил у него дорогу. Он ответил, напоследок попросив парня из палаты дать ему пощёчину, чтобы показать мне, каким уверенным в себе надо быть. Это выглядело как какая-то сцена из фильма.
Я отметился, а после вернулся в палату. Сев на свою кровать, я начал осматриваться: одиннадцать кроватей, где-то тринадцать человек в палате, четырнадцать фамилий в списке на входе в палату. Да, вход в палату представлял собой просто проём в стене, без дверей или чего-либо, поэтому любой мог зайти в любую палату, если не видит санитар. Тут вдруг я услышал строгий мужской голос, который сказал: «Дембеля, на обед!». Как я понял, «дембелями» являлись мы, – люди, присланные военкоматом, – ибо ребята из моей палаты встали со своих кроватей и направились на выход. Ну и кто здесь, конечно, ещё может быть дембелем, кроме нас? Хотя, им вполне мог быть больной, отлёживающийся последние дни. Хотя для всех больных обед в одно время. Отбросив на время свои рассуждения о людях здесь, я отправился на обед.
В столовой до нас обедали мальчишки в пижамах, которых здесь целых три палаты. Они – те, кто болен; те, кто лежат здесь подолгу. Их здесь называют «пижамниками». Они – пациенты в дословном переводе с латыни – «страдающие».
Отстояв в очереди, я забрал еду: странный суп, чашка отвара шиповника и три куска хлеба. Я сел за столик, но увидел Бориса и пересел к нему. Мне тогда показалось, что у нас с ним сразу наладился какой-то контакт.
Еда там очень так себе. О соли даже ни слова. Её люди приносили с собой. Но иногда бывает сладкий чай. Начав есть, с трудом поглощая этот суп, в котором была капуста, лук, картофель и макароны-рожки, а также в который была добавлена то ли сметена, то ли молоко, я начал осматриваться. Ох, как здесь было непривычно. Окружали меня парни всех возрастов, – до восемнадцати лет, ибо отделение подростковое, – в пижамах, коротко подстриженные, с некоторыми небольшими уродствами, шныряющие повсюду и выпрашивающие твою порцию или хлеб. И каждое действие, которое было бы нормальным вне этих стен, казалось здесь совсем не нормальным. Вот тот парень как-то странно почесал руки, а другой всё время держит голову опущенной, у третьего слишком быстро двигаются глаза – всё это не очень бросается во внимание вне этого места, и всё это обычно не замечают, но здесь это всё выглядело, как симптом. Симптом душевных болезней, которыми страдают все они, невиновные в их наличии. Им всем просто не повезло.
Глава 3: «Знакомство с устоями»
После обеда начался тихий час, а также перекур. Перекур – важная вещь здешнего существования. И перекура ждали многие дети. Во время перекура туалет превращался в настоящую газовую камеру. По моим воспоминаниям, – которые я бы никогда не хотел освежать, – туалет был метров пять-шесть в длину и пару-тройку метров в ширину. И курили в нём многие, плотно забиваясь в него на время перекура. Смотреть на это действительно было