Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас. Михаил Михеев
удобнее. Ну, понеслось!
Здание комендатуры было захвачено в какие-то две минуты, чисто и практически беззвучно. Немцы ребята, конечно, не трусливые, но рассудительные и буром на стволы лезть не привыкшие. Живо сообразили, что пистолеты и автоматы незваных гостей уже в руках, а мебель, пускай даже и добротная, советская – защита очень так себе. Так что руки они задирали вполне спокойно, не пытаясь лишний раз дергаться. Исключение составил какой-то чин в эсэсовской форме, черной, с молниями на вороте и непонятного номинала погонами. Этот попытался бузить… слегка, потому что ничего серьезного сделать попросту не успел. Селиверстов приложил его кувалдой в челюсть, и на том единственная попытка организовать сопротивление закончилась.
– Пленных в подвал, – сейчас от быстроты и четкости действий зависело многое. – Радиста оставить пока. Васильич, договорись с ним о сотрудничестве. А я пока тут с комендантом побеседую.
– Эт можно, – важно кивнул Громов и занялся вербовкой здешнего Маркони. Тот, живо сообразив, что еще немного – и из него приготовят отбивную, с необходимостью работать на новую власть согласился моментально.
Тем временем Сергей подошел к коменданту. Тот так и сидел на своем стуле, высоко задрав руки вверх. Бледное лицо удивительно подходило к некогда белым, а сейчас порядком обшарпанным стенам, и фуражка, которую он на автопилоте водрузил на голову, когда открылась дверь кабинета, сползла ему на глаза. Сергей поднял маузер, кончиком ствола аккуратно зацепил ее за козырек и чуть-чуть приподнял вверх. Посмотрел в испуганные глаза немца:
– Алле, гараж! Будем разговаривать, или тебе мозги вынести? Вон на ту стену, к примеру?
Немец заморгал и вдруг быстро-быстро заговорил, мешая немецкую речь со словами какого-то смутно понятного славянского диалекта. Судя по всему, он слова Хромова понял безо всякого перевода, но вот его ответ мозг воспринимать отказывался.
– Плахов!
Их штатный переводчик оказался на месте. Послушал, что говорит немец, переспросил, и тот, перейдя на чисто немецкую речь, ответил. Плахов усмехнулся:
– Говорит, что он не немец. Просит не убивать.
– И кто он?
– Болгарин.
Ну надо же! Впрочем, что Болгария воевала на стороне немцев, было общеизвестно. Просто как-то не принято раньше об этом было говорить, а потом и вовсе забылось. И вроде бы утверждалось, что болгарские части на Восточном фронте не присутствовали. Ага, как же… Вон, живое свидетельство обратного сидит, не убивать просит.
А пленный разливался соловьем. Если ему верить, то выходило, что он не нацист, голосовал когда-то за коммунистов, ничего плохого не делал, и вообще такой белый и пушистый, «….хоть в тюрьму но, желательно в июле и желательно в Крыму». С усиленным питанием, разумеется. Дать бы ему в рыло, да так, чтобы пломбы из зубов вылетели!
– Переведи, – Сергей с трудом подавил раздражение. – Я представителей братьев-славян