Ну здравствуй, Питер!. Женя Онегина

      Он моргнул удивленно. От красивого некогда лица не осталось и следа. Нос явно был сломан. Сзади глухо зарычал Демидов, но вмешиваться не стал.

      И тогда я его поцеловала. Обхватила руками колючие, перепачканные кровью щеки и прильнула к его губам.

      Я пила его боль. Его судорожное дыхание. Его свободу. Его жизнь оседала на моих губах металлическим, чуть солоноватым вкусом крови. И чем дольше длился этот поцелуй, тем меньше у Питера было шансов выжить.

      Наконец, я отстранилась. Мягко провела рукой по разбитой брови и, не оборачиваясь, спросила:

      – Егор, что я должна сделать, чтобы он выжил?

      – Ничего, – проговорил Демидов. – Просто уйди отсюда, Лиза. И мы сделаем вид, что последних нескольких дней не было в нашей жизни. Пусть все останется, как прежде.

      – Прощайте, Петр Евгеньевич, – произнесла я, глотая слезы. – И спасибо за незабываемую прогулку.

      – Вам, кажется, сейчас сделается дурно, Елисавета Александровна, – ответил Бергер и улыбнулся. – Вам нужно на свежий воздух.