Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник). Мария Монтессори
развиваться, сам себя обслуживать; он должен не только жить, как человек, но творить в себе человеческую личность: в этом сказывается его индивидуальность, его назначение.
Мы видели его в Доме ребенка счастливым и терпеливым, медлительным и точным, как самый удивительный работник и самый внимательный хранитель вещей. Чтобы сделать ребенка счастливым, надо сделать немного: дайте ему возможность повесить свое платье самому на низенькую вешалку, открыть легкую дверь с ручкой по его руке, переставить стульчик, который он может легко поднять. Самое простое – предоставьте ребенку среду и обстановку, где все приспособлено к строению и размерам его тела, и дайте ему жить. Тогда разовьется в ребенке активность, поражающая нас тем, что в ней видны не просто упражнения, выполняемые с удовольствием, а настоящее проявление духовной жизни.
В такой гармоничной обстановке ребенок сосредоточивается на интеллектуальной работе, как семя, пустившее корешки в подходящую почву, развивается в ней и растет с помощью лишь одного средства – длительной и повторной работы над каждым упражнением.
Когда наблюдаешь малышей за работой, сосредоточенных, медлительных в каждом движении еще не сложившихся органов, медленных в походке, потому что ноги у них коротки, – начинаешь понимать, что дети творят свою жизнь, развертываются, как бабочки из куколок. Мешать их занятиям – значило бы совершать насилие над их жизнью.
А что происходит обычно? Занятия детей прерываются без всякого стеснения, с их желаниями не считаются, с ними обращаются, как с рабами, лишенными человеческих прав. Многим кажется просто нелепостью считаться с ребенком, как считаются со взрослыми. От нас же ребенок постоянно слышит строгие окрики: «Не мешай!» Малышу хочется сделать что-то самостоятельно, например, поесть, но приходит взрослый и начинает его кормить. Пытается ребенок завязать себе фартучек – взрослый немедленно вмешивается. Никто не проявляет ни малейшего уважения к ребенку, всякое дело вырывается у него из рук без стеснения. А ведь сами мы очень оберегаем свою работу. Нас обижает, когда кто-нибудь вмешивается в наши занятия.
Что было бы с нами, если бы мы попали в рабство к народу, неспособному понимать наши переживания, к народу великанов, более сильному, чем мы? Если бы мы спокойно ели суп, наслаждаясь свободой, и вдруг какой-нибудь гигант выхватил бы у нас ложку и заставил бы нас глотать пищу со страшной быстротой, не обращая внимания на то, что мы захлебываемся. Или кто-нибудь схватил бы нас, надел на нас верхнюю одежду и вытащил бы нас на прогулку. Мы бы чувствовали себя возмущенными и оскорбленными в нашей внутренней потребности устраивать собственную жизнь свободно.
А дети? Они вынуждены бороться и упорно защищать свои маленькие завоевания в окружающем их мире. Задумают ли они упражнять какое-нибудь внешнее чувство, например, осязание, – каждый их останавливает: «Не трогай!» Захотят ли они что-нибудь сделать в кухне, им не позволяют. Их постоянно возвращают