Джон Арин. Проклятая земля. Айа Джил
смехом, он тысячу раз пожалел о том, что осмелился попросить о нескольких минутах тренировки с учителем. Однако отступать уже было поздно, и он продолжал ждать ответа.
– Джон, – заботливым голосом обратилась женщина к воспитаннику, – милый Джон, в твоём возрасте нормально мечтать. Но в кадеты ты не годишься. Ты ведь никогда в жизни не держал в руках меч и не стрелял из лука, ты не сможешь даже пройти отбор.
– Госпожа Эшли, прошу всего несколько минут, чтобы учитель показал самое необходимое, остальному я научусь сам. – Ответил, поубавив пыл.
– Научится сам. Какой ты смешной, Джонни! Никто не может сам научится быть кадетом. – Теперь Эшли засмеялась так, будто услышала самую смешную шутку в своей жизни.
В её смехе, однако, был страх. Она знала наверняка, что Джон покрепче её сына и покажет себя лучше, и не могла допустить, чтобы какой-то сын шахтёра обошёл Дина.
– Возвращайся к своей работе, Джон. – Сказала она с нежностью, будто действительно заботилась о нём и хотела дать полезный совет. – Каждый в этом мире должен заниматься своим делом. Быть кадетом – это ведь не для тебя. У тебя, Джонни никаких способностей к этому.
Джон рассердился.
«Быть может, у меня были бы способности к этому, если бы вы позволяли мне хоть изредка, хоть в месяц раз брать уроки у учителя!», – ответил он мысленно, но делать ему было нечего.
– Да, госпожа Эшли, – сказал он, заглушив в себе недовольство, и пошёл к забору, чтобы выполнить своё сегодняшнее задание – заменить ржавые гвозди на новые и приколотить новые доски вместо сломанных. Сначала ему предстояло спилить доски нужной формы и размера, потом покрасить их и заменить.
– Но, Джон, – сказала Эшли, чем остановила его на полпути, – ты не расстраивайся так, из тебя выйдет хороший шахтёр, как твой отец. Добывать сталь, из которого сделают мечи для солдат – это ведь тоже хорошая работа.
– Да, госпожа Эшли. – Снова согласился Джон отчаянным шёпотом и ушёл делать свою работу.
Ему оставалось только краем глаза наблюдать за уроком, пытаясь запомнить издали доносившиеся обрывки слов учителя, запоминать услышанное, а ещё удивляться, как Дину удаётся быть настолько неряшливым.
– Вот же ж шут! – Шепнул он себе под нос, когда меч Дина в очередной раз отлетел в сторону, стоило учителю легонько задеть его в бою, а сам ученик плюхнулся на пятую точку даже без толчка, просто потеряв равновесие на ровном месте.
От своих мыслей Джону самому тут же стало стыдно.
«Не заслуживает Дин таких насмешек», – подумал он.
Из всей семьи Ролленов лишь на Дина Джон не держал обиду – он был единственным, кто не отпускал колких шуток в его адрес. Когда родители или сестра ехидничали, младший Роллен смеялся вместе с остальными, но сам никогда не говорил кривого слова, а в отсутствие других членов своей семьи разговаривал с воспитанником родителей на равных. Джону иногда даже казалось, что не наставляй его родители «не быть приятелем тому, кто его ниже», он бы даже стал с ним дружить.
И