Откровение в Галисии. Долорес Редондо
там… Садись и поешь чего-нибудь. – Она достала огромный круглый каравай, испеченный по местным рецептам, сыр и колбасу.
Мануэль улыбнулся:
– Сказать по правде, я не голоден, позавтракал в гостинице.
– Хочешь чего-то горячего? Могу быстренько приготовить пару яиц.
– Нет, я правда не голоден.
Экономка с сожалением посмотрела на писателя.
– И откуда ж взяться аппетиту, когда такое творится? – Она вздохнула. – Тогда кофе? Уж от него-то точно не откажешься.
– Ладно, – уступил Мануэль. Он был уверен, что, если не согласится хотя бы на кофе, Эрминия будет предпринимать все новые попытки накормить его. – Кофе я выпью, но сперва мне нужно обсудить одно дело с Сантьяго.
– Они с женой еще не вернулись, но позвонили и сообщили, что приедут вечером.
Ортигоса задумчиво кивнул.
– В поместье только Ворона.
Мануэль непонимающе уставился на экономку.
– Ворона, – повторила та и указала пальцем на потолок. – Старуха постоянно здесь и пристально за всем следит.
Писатель покачал головой. На ум ему пришли слова из стихотворения, которое он читал накануне: «Больше никогда»[10]. Он послушно сел за стол, а Эрминия тем временем выкладывала на покрытую салфеткой тарелку сдобу к чаю.
– Да, здесь еще Элиса с сыном, – продолжала экономка уже другим тоном. – Наверняка пошли на кладбище. Она постоянно туда ходит.
Эрминия достала две кофейные чашки и налила воды из чайника, который, похоже, постоянно стоял горячим на дровяной печи. Потом села рядом с Мануэлем и с нежностью посмотрела на него.
– Ах, neno![11] Я вижу, что тебе плохо, что бы ты ни говорил. Думаешь, я тебя не знаю, но я хорошо изучила Альваро и понимаю, что у того, кого он выбрал, должно быть доброе сердце.
– Он обо мне рассказывал?
– Этого не требовалось. Я знала, что у него кто-то есть. Видела по улыбке и по взгляду. Я нянчила детей маркиза с рождения, на моих глазах они выросли и возмужали. Я любила их больше всего на свете и легко читала, словно открытые книги.
– А вот я нет, – прошептал Мануэль.
Эрминия вытянула руку, сухую и теплую, и накрыла ладонь писателя.
– Не суди его строго. Нельзя так говорить, потому что мне дороги все трое, каждый по-своему запал мне в душу, но Альваро был моим любимцем. Еще в детстве стало понятно, что он вырастет энергичным и смелым. И именно из-за своего характера часто спорил с отцом.
– Гриньян мне все объяснил. К сожалению, некоторые родители отказываются принимать детей такими, какие они есть.
– Адольфо сказал, что причина в том, что Альваро – гомосексуал?
– Да… – неуверенно ответил Мануэль.
Экономка встала со стула, подошла к шкафу, вытащила оттуда сумку, а из нее – кошелек и достала фотографию, которую положила на стол перед писателем. Снимок хорошо сохранился, хотя уголки его потрепались – видимо, Эрминия носила его с собой много лет. Ортигоса
Фраза, произносимая Вороном в знаменитом стихотворении «Ворон» Э. А. По.
Мой мальчик (