Леди Клементина Черчилль. Мари Бенедикт
с трудом удается сдержать смех. Моя богемная мать, никогда не следовавшая правилам общества, церкви или семьи, рассуждает о неподобающем поведении своих детей. Она, чье поведение давно противоречит всем традициям супружества и воспитания детей, с ее множеством одновременных внебрачных связей и долгими отлучками. И мы, цепляющиеся за условности как за спасательный круг в бурном море, созданном нашей матерью.
Взглянув на Нелли и Билла, замечаю проступающее на их лицах выражение испуга; это напоминает мне о том, что значит сегодняшний день для меня, для нашей семьи. Вместо того чтобы отступить перед раздражением матери в надежде на то, что выражение раскаяния развеет ее дурное настроение, я придаю своему лицу веселое выражение. Сегодня мне уготована значительная роль, и это моя первая попытка дать ей понять, что баланс сместился.
– Ты же не осуждаешь свою дочь за то, что в день своего бракосочетания она совершила короткую поездку по городу, чтобы навестить семью? – с улыбкой спрашиваю я. Пытаюсь говорить с интонациями бабушки, которую тоже зовут леди Бланш[8]. Как истинная Стэнли из Элдерли, рода владельцев замка Эйрли, бабушка воплощает силу и уверенность, которыми славились женщины семейства Стэнли, включая мнение о необходимости образования для женщин. Впрочем, мать в своих убеждениях следует ее примеру: она придерживается нетрадиционных взглядов почти во всем, кроме женского образования. Я не могу понять этого, но предполагаю – дело в том, что главным для матери являются ее отношения с мужчинами, а они в большинстве своем считают образованных женщин чем-то отталкивающим.
Сначала мать не отвечает. Она не привыкла к тому, чтобы ей давали отпор. Затем она нарушает молчание, тщательно подбирая слова.
– Разумеется, нет, Клементина. Но я попрошу, чтобы в течение часа за тобой прислали карету: ты вернешься к леди Сент-Хелиер и завершишь приготовления к сегодняшнему дню. В конце концов, больше тысячи человек увидит, как ты прибываешь в церковь Святой Маргариты, чтобы пойти к алтарю.
Глава третья
12 сентября 1908 года
Лондон, Англия
Часы на камине успевают отмерить час, а я все еще сижу смирно, и вокруг меня хлопочет личная горничная леди Сент-Хелиер. Пока она занимается моими волосами, укладывая тяжелые каштановые пряди в сложную прическу «помпадур», я разглядываю свое лицо в зеркале. Миндалевидные глаза и профиль, который часто называют «римским» или «точеным», что бы это ни значило, выглядят так же, как в любой другой день. Только сегодняшний день не похож ни на какой другой.
Я смотрю, как часы отсчитывают минуты. Не верится, что многие знакомые мне женщины вот так проводят значительную часть дня. Проходят часы, пока служанки помогают им сменить один наряд на другой, одну укладку на другую по пути от одного светского раута к другому. Кочевой, зачастую нищенский образ жизни моей матери приводил к тому, что в тех случаях, когда меня приглашали на собрания, требовавшие замысловатых причесок и вечерних платьев, мне приходилось самой выполнять работу
Генриэтта Бланш Стэнли (1830–1921), вторая дочь Эдварда Стэнли, 2-го барона Стэнли из Элдерли. В 1851 году вышла замуж за Дэвида Огилви, 10-го графа Эйрли. Их старшая дочь, мать Клементины, леди Генриэтта Бланш Огилви (1852–1925) в 1873 году стала женой полковника сэра Генри Монтегю Хозьера.