Смутные годы. Валерий Туринов
мысль о том, как странно сбылось её проклятие, будто кто-то, воистину, услышал её. И это так поразило её, что не поехать в Москву, не увидеть того, кто назвался её сыном, она не могла, не могла не взглянуть на него, чтобы понять, что же это такое: действительно ли ей помог Господь Бог? Кто послан ей, кем он будет для неё?..
Инокини и прислуживающие ей дворовые девки собрали её скудные житейские вещи и погрузили в повозку. И она покинула тихую обитель, чтобы уже никогда не вернуться в неё.
В сопровождении стремянных стрельцов колымага великой старицы двинулась на Ярославль, где Скопина поджидал с большой свитой дворян боярин князь Василий Мосальский – дворецкий самозванца, Отрепьева Гришки.
Князь Михаил стряхнул с себя воспоминания и вновь вернулся в день сегодняшний, к неотложным делам войска.
Наконец-то в середине ноября к Александровской слободе с понизовыми людьми подошёл Фёдор Шереметев, а из Нарвы и Выборга ещё наёмники, четырехтысячный отряд.
Князь Михаил сразу же собрал у себя всех воевод. И дьяк Тимофей, его комнатный дьяк, объявил государеву роспись по полкам: «А как быть походу нашему боярину князю Михайло Васильевичу против воров, то быть по росписи по полкам: в большом полку боярин князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский да боярин Борис Михайлович Лыков, в передовом полку боярин Иван Семёнович Куракин да воевода Семён Васильевич Головин, в сторожевом полку боярин Фёдор Иванович Шереметев да воевода князь Яков Петрович Барятинский…»
Дьяк дочитал роспись и свернул грамоту.
– И быть всем по государевой росписи, как пойдём большим промыслом на воров, – сказал князь Михаил воеводам. – А по малым походам и посылкам, – добавил он, – росписи не быть, а быть где кому годно придётся! И на сей счёт имеется указ государя…
Воеводы настороженно притихли, ожидая неприятностей.
– А посему под Суздаль, на Лисовского, пойдут полком боярин… Борис Михайлович Лыков да князь Яков Петрович Барятинский, – закончил князь Михаил весьма неуверенно, почувствовав эту настороженность по тому, как в палате стало ещё тише.
Барятинский криво усмехнулся в густую бороду:
– То негоже, Михайло Васильевич. Не бывать мне в товарищах с Лыковым! Не хаживал, и меньше князя Бориса быть немочно!.. Никому в чести убыток не нужен… И если не отменишь сей наказ, бить мне челом государю на князя Бориса!
– Не делом бьёшь! – остановил его князь Михаил. – Не надо, Яков Петрович! Не оскорбляй чести Бориса Михайловича!
На красивом, с тонкими чертами лице Лыкова появились багровые пятна. Голубые глаза и гладкая белая кожа ярко высветили их. И князь Борис с трудом выдавил из себя:
– Барятинские с нами, Лыковыми, бывали бессловно в меньших товарищах… И с теми, которые с нами живут, в пятых и в шестых, везде в товарищах…
Среди Лыковых и Кашиных, из рода Оболенских, князь Борис Михайлович был самым «лучшим» и болезненно воспринимал всё, что касалось принижения его по лествице. И немало эта причина побудила его жениться