Антология ярославской поэзии. Антология
барки.
Купцы бегут: «Помогу дай!»
Наум купцов встречает,
Мигнёт народу: не плошай!
И сам не оплошает…
Кипит работа до утра:
Всё весело, довольно.
Итак, нет худа без добра!
Подумаешь невольно,
Что ты, жалея бедняка,
Мелеешь год от года,
Благословенная река,
Кормилица народа!
Леонид Трефолев
Дубинушка
(Картинка из бывшего-отжившего)
По кремнистому берегу Волги-реки,
Надрываясь, идут бурлаки.
Тяжело им, на каждом шагу устают
И «Дубинушку» тихо поют.
Хоть бы дождь оросил, хоть бы выпала тень
В этот жаркий, безоблачный день!
Всё бы легче народу неволю терпеть,
Всё бы легче «Дубинушку» петь.
«Ой, дубинушка, ухнем!» И ухают враз…
Покатилися слёзы из глаз.
Истомилася грудь. Лямка режет плечо…
Надо «ухать» ещё и ещё!
…От Самары до Рыбинска песня одна;
Не на радость она создана:
В ней звучит и тоска – похоронный напев,
И бессильный, страдальческий гнев.
Это – праведный гнев на злодейку-судьбу,
Что вступила с народом в борьбу
И велела ему под ярмом, за гроши
Добывать для других барыши…
«Ну, живее!» – хозяин на барке кричит
И костями на счётах стучит…
…Сосчитай лучше ты, борода-грамотей,
Сколько сложено русских костей
По кремнистому берегу Волги-реки,
Нагружая твои сундуки!
Вековечная старуха
Бедность проклятую знаю я смолоду.
Эта старуха, шатаясь от голоду,
В рубище ходит, с клюкой, под окошками.
Жадно питается скудными крошками.
В диких очах видно горе жестокое,
Горе тоскливое, горе глубокое,
Горе, которому нет и конца…
Бедность гоняют везде от крыльца.
Полно шататься из стороны в сторону!
Верю тебе я, как вещему ворону.
Сядь и закаркай про горе грядущее,
Горе, как змей ядовитый, ползущее,
Горе, с которым в могилу холодную
Я унесу только душу свободную;
Вместе же с нею в урочном часу
Я и проклятье тебе унесу.
Не за себя посылаю проклятия:
О человеке жалею – о брате – я.
Ты надругалась руками костлявыми
Над благородными, честными, правыми.
Сколько тобою мильонов задавлено,
Сколько крестов на могилах поставлено!
Ты же сама не умрёшь никогда,
Ты вековечна, старуха-нужда!
Шут
(Картинка из чиновничьего быта)
В старом вицмундире с новыми заплатами
Я сижу в трактире с крезами[26] брадатыми.
Пьяница, мотушка, стыд для человечества,
Я – паяц, игрушка русского купечества.
«Пой, приказный[27], песни!» – крикнула компания. —
«Не могу, хоть