Мастодония. Клиффорд Саймак
моего Бродяги.
– Эйза не говорил, что это существо водит дружбу с вашим псом.
– Да друзья они не разлей вода.
– Но вы с Бродягой охотились на него, так?
– В свое время, но не теперь. По молодости я и постреливал, и капканы ставил, но уже несколько лет как бросил это дело. Когда капканы в сарай относил, даже стыдно было, что раньше ими злоупотреблял. Сейчас, бывает, охочусь. Иногда подстрелю белку, кролика или рябчика, но только для еды, как индейцы, чтобы было что в котелок закинуть. А другой раз прицелюсь, но не стреляю. Хотя я хищник и у меня есть право охотиться, – по крайней мере, так я себе говорю. Но беспричинно стрелять лесной народ… Нет, такого права мне никто не выписывал. А больше всего я любил охотиться на енота. Охотились когда-нибудь на енота?
– Нет, – помотала головой Райла. – Я вообще ни на кого не охотилась.
– На енота ходят только осенью. Пес гонит его на дерево, а ты находишь его на ветке и стреляешь. В основном из-за шкуры. Или, что хуже, забавы ради, если убийство можно назвать забавой. Но я енотов не только из-за шкуры стрелял. Еще и для еды. Принято считать, что енот несъедобный, но вот что я скажу: это заблуждение. Дело тут, однако, не в охоте. Дело в прохладном осеннем вечере, прозрачном колком воздухе, аромате прелых листьев… В единении с природой. Еще и в охотничьем азарте: признаю, что охота – азартное дело.
Но пришел однажды тот час, когда я перестал убивать енотов. Бродяга тогда был щенок, а теперь он старый пес. Охотиться я продолжил, а убивать – нет. Ночами мы выходили на охоту, Бродяга загонит енота на дерево, а я прицелюсь, но курок не спускаю. Такая у меня охота: без стрельбы, без убийства. Бродяга сперва не понимал, а потом понял. Я боялся, что, если не убивать енотов, пес разучится их загонять, но ничего подобного. Собаки много чего понимают, если хорошо объяснить.
В общем, стали мы с Бродягой охотиться без стрельбы, и со временем я смекнул, что есть тут один бывалый енот и преследовать его гораздо труднее, чем остальных. Он знал все уловки преследуемого, и много ночей кряду Бродяга не мог загнать его на дерево. Мы из раза в раз бегали за ним, и такое чувство, что охота нравилась ему не меньше, чем нам. Этот енот был не глупее нас. Будто подсмеивался над нами, хитрец, в игры играл. Я им восхищался, конечно. Если противник достойный и играет не хуже твоего, а то и лучше, как тут не восхитишься? Но и сердился тоже: уж слишком он был хорош, на его фоне мы дурачками выглядели, честное слово. В итоге – не скажу, что это было спонтанное решение, скорее, я пришел к нему постепенно – я понял, что готов отказаться от своего правила и застрелить этого енота. Если Бродяга загонит его на дерево, а я найду его на ветке, то застрелю, чтобы раз и навсегда выяснить, кто ловчее – мы или он. Ну, вы помните, на енота охотятся только осенью, но с этим паршивцем все было иначе. И зимой, и весной, и летом Бродяга гонял его в одиночку, и все это превратилось в нескончаемую игру между Бродягой и енотом, а иной раз и я выходил поиграть, в любое время года.
– Почему вы так