Две Лии и Иаков. Книга 1. Алик Серебров
загоне для стрижки овец есть навес, шатер, не помню, сама разберешься, пусть тебе соберут еду и немедленно убирайся туда. Посиди на лепешках и воде, может одумаешься. Да не смей появляться, пока я не позволю тебе вернуться.
Лаван выплескивал свою ярость, свое горькое разочарование о несбывшихся мечтах, все, что накопилось за долгие годы молитв и ожидания сыновей. Он не мог, да и не хотел себя сдерживать. Вздрагивая от злости, он отвернулся и, не глядя на коленопреклоненную, сжавшуюся фигуру, направился в дом.
Лия умолкла, надежды больше не было, она умерла.
Адина, жена Лавана, смотрела на дочь из дальнего угла двора и тоже плакала. Тихая и покорная, она молила богов о сыне, ходила в храм к жрецам лекарям, выполняла все их наказы и принимала все снадобья, что получала от них. Все было напрасно, боги покинули ее, чрево ее было пусто. Чтобы угодить мужу, она с покорностью принимала и упреки, и его ночные прихоти. Не было уже радости, даже Рахель отдалилась от нее. Адина собрала корзинку с едой, какие-то овощи, кувшинчик с маслом, нож, припрятанный от мужа, бурдюк с водой, все, что удалось в спешке собрать изгнаннице. Прижала к себе, поцеловала, попыталась утешить. Две отвергнутые души прощались, не чувствуя в себе сил сопротивляться.
– Потерпи, дочка. Гнев остынет, и ты вернешься. Боги услышат нас, придет время, когда ты станешь хозяйкой и докажешь всем, что ты у меня самая лучшая. Потерпи, родная. – Сказала и заплакала вместе с Лией.
Совсем смеркалось, когда Лия вышла со двора. Сумерки уже сгустились, луна еще не засияла на небосводе, и только первая звезда взирала, как одинокая сгорбленная фигура бредет по пыльной дороге. Внезапный толчок едва не сбил Лию с ног. Рослый сын местного богатея, Джераб, проходивший мимо, с издевательской усмешкой уронил: «Что, оборванка, не учили тебя уступать дорогу. Слава богам, выгнали тебя, теперь дышать легче станет».
Девушка посторонилась. Она уже не воспринимала насмешек. Лия сдалась, она уже не хотела жизни, полной унижений и оскорблений. Так и брела она к отдаленному загону, никому не нужная, обруганная и оскорбленная.
Полная луна проглянула из-за облака и осветила черно-белую фантастическую картину, на ровном полотне пастбища резко проявились два силуэта: девушка и неестественно четкий контур высокого куста на взгорке. Он неодолимо манил, притягивал, и Лия, аккуратно сложив вещи у края тропы, последовала этому безмолвному зову. Теперь, когда эти силуэты окончательно слились, лишь безмолвная луна бесстрастно взирала на развернувшуюся сцену.
Девушка протянула руки серебряному диску, заливающему всю окрестность смертельно ярким светом:
«О, героическая Иштар, совершенная из богинь,
Светоч небес и земли, сияние земель,
Первенец Сина, первенец Нигаль.
Чем я провинилась, о бог мой, Син, богиня моя, Иштар.
Как с тем, кто не боится богов, обошлись со мною!
Немощь, головная боль,