Люди как боги. Книга 2. Вторжение в Персей. Сергей Снегов
прибранной Оре найти камушек непросто. Я метнул карманный нож. Дракон рывком повернул голову, глаза его остро блеснули, туловище хищно изогнулось, а молния, вырвавшаяся с короны, ударила в ножик, когда тот еще летел, – и ножик бурно вспыхнул, превращаясь в плазму. И тотчас вторая молния, только еще мощней, разрядилась прямо мне в грудь. Если бы жители Оры не защищались индивидуальными полями, все мы, безусловно, были бы ослеплены вспышкой, а сам я, так же безусловно, разлетелся бы плазменным облачком.
– Может сразу три молнии, – восторженно пояснил Лусин. – И по трем направлениям. Имя – Громовержец.
– Не хотел бы я схватиться с Громовержцем в воздухе, – сказал потрясенный ангел.
Дракон успокаивался – приподнявшееся тело опадало, над короной плясали синеватые огни Эльма, тяжелые веки прикрыли гаснущие зеленые глаза.
– Громовержец так Громовержец, – сказал я. – Существо эффектное. Но зачем нам в Персее громовержцы с пегасами?
– Пригодятся, Эли.
Я тогда и понятия не имел, как жестоко Лусин будет прав!
Мы с Мери вышли наружу, оставив Лусина с его созданиями и с Трубом. Был вечер, искусственное солнце погасло.
– Одни! – воскликнул я. – На Оре – и одни, Мери!
– До сих пор ты больше стремился к своим друзьям, чем к одиночеству со мной, – упрекнула Мери.
Я засмеялся. Нигде мне не бывает так хорошо, как на Оре!
– Ты, кажется, приревновала меня к Лусину и Трубу? Пойдем, я покажу тебе Ору.
Мы долго гуляли по проспектам планеты, заходили в опустевшие звездные гостиницы. Я рассказывал, как познакомился с альтаирцами, вегажителями, ангелами. Прошедшее нахлынуло на меня, призраки, как во плоти, двигались рядом. Я вспомнил и об Андре. Здесь он совершал великие открытия, а я зубоскалил, придирался к мелким ошибкам. Пока он жил среди нас, мы недооценивали его, я грешил этим больше других. Внезапно я увидел слезы в глазах Мери.
– Я чем-то тебя расстроил?
Она быстро взглянула на меня и почти враждебно спросила:
– Ты не замечаешь во мне перемен?
– Каких?
– Разных… Ты не находишь, что я подурнела?
Я смотрел на нее во все глаза. Никогда еще она не была так красива. Она отвернулась, когда я сказал об этом. Погасшее было солнце разгорелось в луну – по графику на Оре было полнолуние.
– Ты странный человек. Эли, – сказала она потом. – Почему, собственно, ты в меня влюбился?
– Это просто. Ты – Мери. Единственная и неповторимая.
– Каждый человек единствен и неповторим, двойников нет. По-настоящему ты любишь в мире только двоих. У тебя дрожит голос и блестят глаза, когда ты вспоминаешь о них.
– Ты говоришь об Андре?
– И о Фиоле!
– Не надо, Мери! – Я взял ее под руку. – Они очень мне близки, Андре и Фиола, правильно, я волнуюсь, когда говорю о них. Но если бы мы с тобой были в разлуке, как бы я волновался, вспоминая о тебе! Я вот сейчас подумал, что мы могли бы расстаться, и у меня задрожали коленки.
– Но голос у