В мозг. Михаил Эм
с размахом крыльев более трех метров, если я правильно цитирую «Википедию». И я устрашился и приник к земле, пытаясь спастись от его смертельного взора. Короче, херня какая-то получилась.
В общем, Селедкин понял, что предъявленные обвинения правдивы. А я понял, что Селедкин в моей вине заранее уверен. Но я не смог изобразить что-либо спасительное – такое, что привело бы начальника к противоположному мнению. Единственное, я не понимал, каким образом спалился? Рабочее место расположено в углу офиса и заслонено монитором: никто из сослуживцев не мог ни увидеть экран монитора, ни определить наклон головы. Ко мне никто не подходил. Если предположить то, что я заподозрил с самого начала – шпионаж со стороны Пашутина, – то экран монитора жил своей жизнью. Время от времени на нем мелькали договоры, а инструкция по технике безопасности, открытая с самого утра, исправно скролилась – не очень быстро, но постоянно. Я попросту не мог спалиться.
– Если один такой рабочий день, и вы будете уволены, – сообщил Селедкин. – Запомните, Иван, с этого момента мне будет известно о каждом вашем шаге, каждом телодвижении, совершенном в рабочее время.
В глазах начальника плясали иронические чертики.
Я вспыхнул.
Сука начальственная, да он знает, с кем разговаривает?! Хотя откуда ему знать? Моя экономическая теория существует только в черновике. Но когда-нибудь, в отдаленном светлом будущем, внуки Селедкина станут изучать экономику по моим учебникам. А деда, известного откатчика и проходимца, поминать недобрым словом.
– Рад, что вы стараетесь идти клиентам навстречу, Сергей, – сказал я, поднимаясь со стула. – Хотя запрошенный процент на грани возможностей.
Как вы уже поняли, я повторил слова, услышанные во время прослушивания селедкинского ММ.
Это было наитие! О да, это было самое настоящее наитие, возможное только экспромтом и в самой экстремальной ситуации. И наитие подействовало. Я понял – нет, ощутил – это по тому, что Селедкин открыл рот, чтобы выговорить что-то, но из его горла донеслось лишь непривычное клокотание.
Я развернулся, чтобы выйти из кабинета, но услышал в спину, уверенное:
– Подождите, Иван.
Кажется, Селедкину удалось овладеть собой. Я остановился на полпути к двери.
– Присядьте.
Я присел, боясь проронить хотя бы слово. Любое неверное слово могло обратить ситуацию не в мою пользу, а мне этого не хотелось. С другой стороны, противоборствовать своему непосредственному начальнику в интригах казалось опасным: я относился не только к другой весовой категории, но и к другому виду спорта.
– Что вы сейчас сказали, Иван?
– Вы слышали, Сергей.
– Я немного не понял. О каком проценте вы говорили?
– О проценте на грани наших возможностей. Точнее, ваших.
Для верности я повторил несколько приметных фраз, которые запомнил из разговора Селедкина с контрагентом.
Начальник молчал, в тяжелых раздумьях – молчал и я. Внезапно Селедкин понял и вздрогнул от изумления. В этот же момент, с запозданием разве