Снегурка. Новая сказка. Павел Грюнмайер
/p>
В небо звёздное с отливом
он волшебный хоровод
красных башен поднял плавно
и помчался в новый год.
И, играя с вьюгой вечной
в догонялки – кто быстрей,
бой часов накрыл планету
миллиардами огней.
В циферблатах, в окнах, в снеге,
в бесконечном блеске глаз
бой часов зажёг салюты
в долгожданный, в звонкий час
и, сверкая хороводом
в фейерверках над Кремлём,
от него все башни-ёлки
заискрились будто днём…
…на двенадцатый удар
звёздами зали́лись,
и, включив оконцев блеск,
сказкою открылись…
Вдалеке, от град – столицы,
там, где можно заблудиться,
как в раю, хоть на земле,
жил ИВАН в одном селе.
Скоморохом жил – легко!
Утром – свет, а в ночь – темно.
Коль зима – то в снег ныряет,
коли лето – то в сенцо!
Удивлялись все ему,
брал любую высоту,
даже в поле за сохой
шёл присядкой удалой.
На гулянках – заводила.
В поцелуях звонких – сила.
Девок с горки покатать?
Кулаками помахать?
Тут как тут – рот до ушей,
хоть завязочки пришей!
Жизнь летела по себе
быстрой белкой в колесе,
день закручивая в год,
шёл к Ивану свадьбы год,
и как видно по всему,
выбрать было что ему,
был он статен да пригож,
в сердце девкам острый нож.
Да случилось, как всегда,
неожиданно беда -
обманув небес закон,
злой СТОБЕД уселся в трон.
Был он ключник, стал царём,
так как век мечтал о том,
так как век желал лишь то -
чтоб всё было лишь его.
И, мечту свою взлелеяв,
все ключи забрав себе,
он решил: «Настало время.
Все замки послушны мне.»
Стал он всем скобам и ставням,
всем засовам во дворце,
всем секретным тайным дверцам –
раб и царь в одном лице…
Вот за них то спрятать смог
он в свой тайный теремок
златокрылую ОРЛИЦУ,
двухголовую жар-птицу…
Ту, что золотом сверкая,
птичкой вольною порхая,
царство мистикой спасала,
тем, что строго облетала
земли все, народ, страну,
прогоняя прочь беду…
Ну?.. и как переворот?
Птичку в клетку, ключ в замок,
зад на трон, на плешь корону,
к торжеству побольше звону.
Что не царствовать, не жить?
Есть же пункт царя любить.
И Стобед себя назначил
амулетом всей страны,
талисманом государства
и объектом для любви.
И ему она, Орлица,
силу дивную, жар-птица,
всю до капельки отдала…
Хорошо тому, но мало…
Окружённый царской свитой,
будто кегли грозной битой,
стал платить народ царю
всё до меди, сам ко дну.
Лихо стало в городах,
пусто стало в деревнях,
во дворце ж наоборот,
пир гремит почти уж год.
Так… а Ване, что ж осталось?
Свечка, крошки, квасу малость,
да капканы, чтоб в лесу
кое-что поймать коту?
И удалый молодец
загрустил: «Мечтам конец.
Пуст карман, дыра в кафтане,
нет монет на свадьбу Ване…»
Ну, а тут ещё беда –
для пиров, гуляний для,
на потеху для себя,
из Ива́нова села,
самозванец приказал –
Всех невест к нему на бал!
И хоть стойко бился Ваня,
слуг царёвых барабаня,
те умчались в тройках в стужу,
унося