Тропой необъявленной войны. Вера Чиркова
в окно, на резко рванувшую прочь карету, я усмехнулся и, оттеснив Тала, подхватил мальчишку на руки.
– Все в дом.
На этот раз они двигались за мной дружной гурьбой, не отставая ни на шаг, хотя шел я очень быстро. Духи успели шепнуть, что пленник мачехи жив и относительно цел. Кости не переломаны, ран нет, кроме рубцов от плетки и синяков. Зато связан уже почти сутки и его ни разу не кормили и не поили. Ну и разумеется, гулять не водили. Но последнюю задачу древни решили сами, оставив мне все остальные.
Вот эту их деликатность я ценил более всего, ведь они могли вернуть пленника чуть позже, зато бодрым и здоровым. И ученики считали бы, что вся работа ока сводится к выдаче духам ценных указаний, а это абсолютно неверно.
– Ох, всеслышащий, и где вы его нашли? – охнула встречавшая нас на пороге Алима, но я только отмахнулся.
– Потом. Чай ему сделай, сладкий и с молоком. Какая комната свободна?
Это я спрашивал уже у учеников.
– Рядом со мной, – мигом откликнулся рыжий молчун и сообразительно добавил, – по левую сторону, возле окна. А я – Клен.
– Ясно, – киваю ему мимоходом, – Тал со мной, остальные свободны.
В комнате, не останавливаясь, тащу парнишку в умывальню и опускаю в лохань. Первым делом, крутнув краны, пускаю теплую воду, затем, выхватив дротик, один из трех, хранящихся в неизменно пристегнутых к поясу ножнах, начинаю срезать узлы.
– Может, я помогу? – неуверенно спрашивает придерживающий тело брата Тал.
– Поможешь, когда нужно будет его мыть и переодевать. А к моему оружию постарайся никогда не прикасаться, очень острое.
Справились мы довольно быстро, из одежды на мальчишке были только штаны. Мы тоже не стали его мучить, просто набросили просторный ночной балахон. А когда уложили парня в постель он неожиданно пришел в себя.
– Тал? – спросил хрипло, увидев рядом брата и тот мгновенно протянул ему чай.
– Пей. Потом все расскажешь. А сначала сам скажу… прости, Грег, но я солгал. Он мне не брат. Точнее, не родной, а молочный, его матушка моя кормилица. Но мы всю жизнь вместе… моя мать даже комнату Ларику выделила рядом с моей. И учили нас вместе и одежду шили одинаковую. А матушка Митея стала домоправительницей… и все было хорошо. А потом матери не стало… и появилась гадина. Пока отец был жив, она только шипела исподтишка, а когда и он меня оставил… стало невозможно жить. Меня она не могла наказывать… я единственный наследник. А про опекунство она всем врет, на самом деле опекуном назначен мой дядя. Так отец велел в завещании. Но сам дядя ничего не знает, он уехал… куда-то на жемчужные острова, и уже второй год никаких вестей. А мачехе никакого наследства отец не оставил и в поместье она может жить только до моего первого совершеннолетия, это через полгода. Или до возвращения дяди. Поэтому пакости она делала всем, кто ко мне хорошо относился. Выгнала из дома Ларика и отобрала всю хорошую одежду, рассчитала матушку Митею, назначила управляющим своего дружка.
– Ей деньги нужны были, – понемногу начал оживать