Дела житейские. Антон Орлов
от основного входа под лестницами. Слева находилась маленькая комната, справа большая. В тот раз мы заказали большую и сразу же направились вниз. За железной дверью обнаружилась курилка, и помню, как мы сразу же переглянулись. Это же не нужно постоянно бегать на улицу! Тут же была очередная лестница, которая вела еще ниже. Сама комната с усилителями располагалась за большой металлической дверью (я до сих пор уверен, что в тех помещениях раньше находилось бомбоубежище). Точнее, там было несколько комнат, и нужная нам была самой дальней (также, кстати, было и с маленькой репетиционной комнатой, но ее мы старались не брать). Как только мы прошли, Костя и Саня сразу же разбежались к своим усилкам и начали с деловым видом копошиться. Будто они что-то понимали в них… Я же прошел к установке и начал развешивать железо. К слову, железа тогда на базе еще не было, и мы вымаливали его у Андрюхи под ответственность Сани. Тарелки появились на базе позже, их давали в аренду на время репетиции. С доплатой естественно. Настраивались мы тогда долго, да и репетиция в целом шла тяжело. Все время репетиции, да и последующие месяцы, мы потратили лишь на вступление Нирваны – Smells like teen spirit, постоянно кричали друг на друга во время процесса, но все быстро приходило в норму.
Ситуация повторялась каждый раз на протяжении трех-четырех месяцев. Примерно столько нам понадобилось времени, чтобы наконец-то приемлемо сыграть одну песню Нирваны. Кстати, где-то в этом временном промежутке я впервые попробовал алкоголь. Думаю, мы все попробовали его тогда впервые, хотя не уверен насчет Кости. На одну из реп Костя с Саней принесли пару бутылок пива, и, моментально наш девиз «Покури – сделай» изменился на «Осуши – сделай». Ничего хорошего из этого не вышло. И это очень мягко говоря. Репетиция была ужасной, самой ужасной за все время группы. Алкоголь быстро одурманил подростковые организмы, и все два часа репетиции улетели в трубу. Саня не мог сыграть и пары аккордов, Костя постоянно цеплял другие струны на басу, да и не попадал на нужные лады, а я даже и не пытался держать ритм. Просто колотил по барабанам и железу, да выкривал что-то парням. Чтобы такого больше не повторялось, мы установили правило: не пить до и во время репетиции. И все пошло как по маслу.
Про школу уже ничего толком и не смогу сказать. Мы быстро стали местными знаменитостями в гимназии, эдакими «рок-звездами актового зала». Естественно, я стал пропадать в различных компаниях, появившихся на фоне «славы», чаще прогуливать уроки. На удивление, меня не исключили из школы, так я еще и умудрялся получать хорошие оценки. Сане так и не удалось влиться ни в какую компанию и уже позже, в десятом и одиннадцатом классе, он стал волком одиночкой. Костя периодически приходил к нам, и иногда мы вдвоем пили пиво, хотя он чаще отказывался.
Спустя шесть месяцев мы пришли к выводу, что время для прослушивания наступило. В нашем «арсенале» уже хватало песен, чтобы нам удалось сыграть все их с вокальной партией за одну репетицию, или хотя бы бОльшую их часть. Единогласно (хотя, наверное, неправильно называть