Общество забытых поэтов. Роман в драме. Сурен Галстян
(Якопо принесли кофе.)
Август. Она осталась довольна, но, когда она меня спрашивала, идёт ли ей то или это, я, кажется, врал, говоря, что одно нравилось больше другого: мне без разницы было, что одето на ней, ведь я не мог любить эту девушку сильней. Хотя я доволен тем, что она знает, как надо одеваться: как же я люблю длинные женские юбки – что в голове и в сердце девушки, то на её теле; то показывает, кем она себя считает: порядочной девушкой или… пунктиком в моём списке. Затем мы где-то сели поесть, она снова захотела показать, какая она гордая и самостоятельная, но мне было уже не до смеха. «Нет, если она и дальше будет бояться моих денег, нам не по пути» – думал я. Но мог ли я допустить, чтобы нам было не по пути? Ведь в таком случае мне и с жизнью было бы не по пути. Мы молча поели, она насторожилась, я позволил ей в первый и в последний раз заплатить за себя: видимо, привыкла она так делать. Мы вышли, поехали к ней, сели у её дома, она медлила со своим уходом, ожидая, чтобы я наконец заговорил: не тут-то было, я молчал. «Что случилось? Что не так?» – говорит она. – Тебе разве непонятно? «Нет, милый, что же?» – Если я говорю, что заплачу, не перечь. – И, видимо, грубее получилось, чем я думал, так как она совсем поникла, но уходить не хотела, я решил смягчиться. – Для меня деньги – пустышка; если ты готова из-за этого ссориться, то это малодушие, а такого в тебе быть не может, я знаю, не может; ты для меня всё, всё моё – твоё, между нами денег быть не может; с тобой я считаю не деньги, а твои улыбки, которые смог вызвать; не смотрю на цену платья, а на твою прелестную фигуру лишь смотрю в новом платье; а в ресторане не цифры в счёте мне важны, а количество огоньков в твоих глазах, которые сияют от вкусной еды. Понимаешь? «Понимаю» – сказала кротко, прильнула к моему плечу, обхватила руку и головушку мне на плечо положила. Просидели так немало, а затем позвала меня к себе: видимо, придумала способ загладить свою вину.
Вильгельм. И как, загладила?
Август. Я отказался.
Все вместе. Что?
Август. Я отказался. Она, как я понял, расстроилась…
Якопо. Интересно почему?
Август. Видимо, подумала, что я её так наказываю за сребролюбие, но нет, не из-за того. Я потому не пошёл, что не хотел лишать себя чистой, духовной Любви ради телесного удовольствия, хоть второе мне, я уверен, очень бы понравилось. Всё равно ведь это неизбежно, так зачем тогда торопиться?! Как только перейдём на уровень тела, неминуемо возникнет, хоть в малой доле, но пошлость, а это уже страсть, это уже земное. Значит, я чистое Небесное утрачу навсегда, смешав его с земным.
Якопо. Как будто Бенедикта голос слышу.
Лоренцо. Тебе тоже так кажется?
Август. Да, раньше его слова не воспринимал я так серьёзно – теперь понял, о чём шла речь.
Генрих. Постой, милый, а поцелуй не считаешь ты смешением?
Август. Мой, нежный – нет; животный, страстный – да.
Лоренцо. Твои принципы новые очень интересны.
Август. Поймёшь, когда сам не захочешь смешивать эти чувства.
Вильгельм.