Будущее уже было. Юрий Анатольевич Кириллов
Заживём…» А, я-то понимаю, что не могу смириться с узурпацией власти этими новыми лидерами.
– Похвально, Наталья. Похвально, и достойно только уважения, тем более для такой хрупкой девушки. Вас сразу уволили? – на фоне уже всеобщей заинтересованности притихшего стола отзывается Аксаков.
– Мой начальник позвал к себе в кабинет и говорит: «Ты сильно своё убеждение сейчас не выказывай, молчи и никому ничего не говори». Я просто обомлела. Моё благоразумное начальство посоветовало мне лишний раз не высовываться!.. Получается, что в демократической стране это небезопасно. Лучше молчать, и не говорить!.., – Наталья очень эмоционально пытается вновь пережить всю ситуацию, нисколько не сдерживая свои чувства. – Молчать нельзя! С молчаливого согласия наблюдать, как убивают – это тоже преступление! Нельзя молчать!.. Молчанием можно и Бога предать…
Тарас молча слушает, опустил голову. В какой-то момент он замечает, как от столь эмоционального рассказа у Натальи пересохло в горле, и он тут же успевает подать ей стакан воды. Все присутствующие за столом уже внимательно слушают только рассказ молодого прокурора. После небольшой паузы, девушка продолжает.
– Подавать рапорт на увольнение я пришла, так и не снимая георгиевскую ленту. Так и ждала вопроса, типа: «Ты что, оборзела?» Но, никто ничего не спросил. Видимо, в моих глаза уже читалась такая обида. В своём рапорте о причине увольнения я прямо написала, что «стыдно жить в стране, где по улицам свободно разгуливают неофашисты и диктуют свои условия, так называемой, новой власти».
– Не жалеете о таком дерзком поступке? Это ведь действительно в тех условиях было небезопасно.
– Это моё единственно правильное решение было на тот момент. Другого быть не может, и просто не могло быть. Страшно стало уже потом, когда стала осознавать, что из-за моих поступков могут пострадать близкие – родители и дочь. Но, это правое дело. По-другому нельзя. Придя домой, я поняла, что нужно срочно собирать вещи и уезжать. Оставаться там больше было нельзя. Особенно, когда уже на балкон прилетела бутылка с горючей смесью.
– Вы очень смелая девушка, хотя на вид очень нежная и хрупкая, – свои слова восхищения пытается выразить и начальник «Беркута».
– Я хочу, чтобы мой ребёнок жил в честной стране, а не в бандеровской, предательской, нацистской. Мне стало стыдно, что я гражданка такого государства. Мне бабушка звонила и плакала в страхе, что неужели возвращаются такие же времена, как когда была оккупация. Ей сейчас 86. Она помнит немцев и помнит украинских полицаев. Помнит, как они издевались. Как я буду смотреть бабушке в глаза, если надену форму и буду служить этой самой «Галичине»? Когда об этом думаешь, страха нет.
К разговору вновь присоединяется депутат Аксаков, вставая с места:
– Прошу прощения, но, я, среди присутствующих, наверное, дольше всех и, пожалуй, лучше всех знаю Наталью Владимировну. Это с виду она хрупкий ангел. А внутри у неё такой жёсткий стержень. Я её помню ещё