Королевский десерт. Алексей Михайлович Курбак
съездит! Так дернулась! Чисто недотрога!
– Как понимать – хватит, не хватит? У вас что, лимит?
– Ты сам, наверно, не прыгал? Ага, лимит… Только наоборот. Если меньше полусотни – прыгать вообще нельзя.
– А почему «у нас»? Она нездешняя?
– Нездешняя – это мягко сказано. По документам она англичанка. Сказала, тут учится, в Эрмитаже. Развеяться решила.
– На Острове? Ей на берегу аэроклубов мало?
– На берегу? Там есть, да. Только на прыжки очередь, у нас свободнее. И еще она хотела сверху на Крепость посмотреть, говорит, красиво. Посмотрела. А прыгать там нельзя.
– Почему? На крышу сядет?
Рыжий глянул снисходительно, явно развеселенный очевидной тупостью вопроса.
– Почему на крышу?… Лопух ты, хоть и мент! Насрать нам на крыши. Ветер, понимаешь? У нас остров. Нам их надо так скинуть, чтоб они пришли на площадку и в море ненароком не улетели. Хотя им жилеты дают, ясное дело. Но лучше все-таки над сушей. А тут с утра ветер был восточный, подходящий, а как подошло время выруливать, поменялся, стал наоборот, оттуда, – он показал рукой на запад, – И переменный, порывы то туда, то сюда. Данька им говорит: может, повременим? А он – не, поехали! Полчаса осталось. Ну и поехали…
Борис решил: раз он – лопух, можно побыть и ментом.
– Как понимать – полчаса? До темноты?
– Какой темноты? Сам ты темнота! Мы ж работаем до семнадцати. Пока взлетим, поднимем, сбросим… А им спуститься – это тебе не лифт, тоже время. Короче, порядок такой.
– Как-то это… Он, выходит, приехал к концу полетов?
– Приехал? Ну да, на своей тачке. Машина у него классная. А к концу – так он всегда… Наверно, чтоб посвободнее. Все норовят с утра пораньше, а ему ждать неохота. Тут приехал, заплатил, записался, к Михалычу, и на борт.
– К какому Михалычу?
– Как к какому? Михалыч у нас один. Риггер наш.
– Немец?
– Сам ты немец! Риггер – это не фамилия. Укладчик он.
– Укладчик?
– Ну а кто еще? Те, кто любят это дело… ну, прыжки, они себе парашюты сами покупают. Которые от случая к случаю – клубные берут, уже уложенные, а этим, частникам, он всегда переукладывает.
– Зачем?
– Зачем? Ну, ты даешь! Если они сами дома уложат, так через одного лепешки пойдут. Укладка – в этом деле самый главный момент. Вот Михалыч и при деле.
– Так и ему, этому Тришину, тоже он укладывал?
– Тришину? А кто же еще? Он, больше некому.
– То есть если парашют не раскрылся, его вина?
– Вина?! Ты чего? Никогда еще не было у нас, чтоб не раскрылся!
– А вчера?
– Что вчера? А, это… Ну, еще ж неизвестно, в чем там дело. Может, он сам…
– Как это – сам?
– Ну, мало ли…
– А больше ничего особенного не заметил?
– Да поначалу все как всегда. Крепость, чумной форт ей Данила показал, облетели красиво, потом пошли на другой конец, набрали считай предел, они вышли. Ничего особенного.
– Она вроде обиженная была, может, ругалась?
– Да