Дочери мертвой империи. Кэролин Тара О'Нил
острым линиям на граните.
Я и забыла про эти буквы. Костя выцарапал в камне первые буквы наших имен: «КЕЛ». Я провела пальцами по ним: Константин, Евгения, Лев. Теперь нас осталось двое. Я крепко зажмурилась и подумала о семье. Уже совсем скоро я увижу Костю и маму. Я должна! Мама не потеряет еще одного ребенка. Я не могу сделать с ней такое.
– Они могли залезть наверх.
– Так проверь, – прорычал Юровский.
Солдаты обошли всю стену. Буяна не нашли. Теперь мы услышали, как они лезут по обеим сторонам скалы. Один был быстрее остальных и первым добрался до вершины. Побежал на другую сторону, и его сапоги простучали по камню всего в пяти локтях от нас. Анна схватила меня за руку, больно впишись ногтями мне в кожу.
– Их здесь нет.
Юровский сам забрался на стену.
Если бы он посмотрел вниз и хорошенько пригляделся, он мог нас увидеть. Я воспротивилась желанию взглянуть вверх. Темные волосы не так заметны, как светлое лицо, а движение могло привлечь его внимание. Я сжала кулаки и затаила дыхание, стараясь не двигаться.
– Забудь, Кузьмич. Едем дальше. – Юровский стал спускаться по другой стороне стены.
Я разжала кулаки и выпустила из рук нож. Даже не осознала, когда успела схватить его. Анна выдохнула мне в щеку и наконец ослабила железную хватку на моей руке.
Юровский и солдаты поехали дальше в лес, в сторону Медного. Мы их обманули. У нас получилось.
Выжидая, пока затихнет стук копыт, я размышляла о том, что делать дальше. Я только что помогла скрыться преступнице.
Я теперь предатель? Юровский говорил, что у Анны есть информация, которая может помочь белым. Если я возьму ее с собой, а она действительно знает что-то важное, то я могу навредить нашему общему делу.
Или мы можем расстаться здесь и сейчас. Анна с ее бриллиантами пойдет своей дорогой. Как же будет правильно поступить?
Если бы батя был жив, он бы хотел, чтобы я помогла Анне. Ему никогда не нравились большевики. Они с мамой хотели мирных перемен. Но отец умер задолго до того, как что-то изменилось. Когда помещики запретили охоту и начался голод, мы занимались собирательством. Когда выпал снег, мы выживали на крохах. Когда не осталось и их, мама варила суп из древесной коры.
Батя не ел. «Мне накладывай последнему, – любил говорить он. – Это моя обязанность – кормить семью». Мы все исхудали, но отцу было хуже всего. Он сильно ослаб. Когда мы съели полусгнившего тетерева, которого мама нашла в лесу, нам всем стало худо, а батя так и не смог оправиться.
А спустя год случилась революция. Большевики объявили, что земля, на которой работали крестьяне, им и принадлежит. Они организовали советы, где могли, включая Исеть и Екатеринбург. И воевали против белых, которые хотели вернуть Романова на трон и отдать власть обратно в руки его помещиков. Белым было все равно, голодали мы или нет. А большевики сделают так, чтобы этого никогда больше не повторилось.
Батина доброта его не спасла, но я все еще оставалась его дочерью. Я не могла опозорить его память. Передам Анну ее белым