Двери открываются. Екатерина Шабнова
сама она вечно не могла определиться и потому то мерзла в легкой одежде, то жарилась в куртке, которую таскать в руках было тоже не особо удобно.
Пара секунд прошла. Кабина не притормозила. Уля решила, что кофе ей все-таки нужен гораздо больше, чем она думала. Ее внутренние часы редко сбоили.
Она шумно выдохнула в третий раз, и поток воздуха поднял часть ее волос. Уля заправила их за ухо и зевнула. Замечательно. Просто замечательно. Сегодня, похоже, один из таких дней, в которые Уля могла бы заснуть на рабочем месте. Такого не случалось еще ни разу, но ведь надо же с чего-то начинать? Уля точно знала, что один из сисадминов держит в офисе подушку и действительно там спит, обычно ближе к концу рабочего дня: вешает на дверь табличку с какой-нибудь ересью о техническом перерыве или чистке серверов и заваливается в соседнюю секцию, где не работает лампочка и одиноко стоит пустой системник. Уля никогда не думала, что будет ему завидовать. Он ведь работал с программой, которую даже монстром Франкенштейна сложно назвать: у того хоть было сознание и желание учиться. А эта программа могла только бессвязно мычать и просить, чтобы ее поскорее пристрелили. В зарубежных фильмах такие преступления против природы обычно охотились на людей. Хотя и в реальности происходило примерно то же самое.
Уля досчитала до пяти. Потом до десяти. Последнее помогало не только с гневом или волнением: было что-то неуловимо магическое в сменяющих друг друга цифрах. Почти как в пятнице тринадцатого. А может, стоило делать отсчет, как при старте космического корабля? Уля, конечно, была не в книжке Родари, да и лифт ехал вниз, но это ведь тоже символично.
Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…
Интересно, кто придумал назвать это число чертовой дюжиной?
Уля по привычке полезла в карман за телефоном. Пальцы сомкнулись на пустоте. Неужели оставила на рабочем столе? Она понадеялась, что никто из коллег в него не полезет. С них станется. А она, как назло, так и не установила нормальный пароль. Думала, зачем столько сложностей.
Восемь, семь, шесть…
Некстати вспомнилось «Фредди хочет всех вас съесть». Старая считалочка из ужастика. Вернее, старый перевод считалочки из ужастика, потому что Фредди Крюгер, конечно, никого не ел. Только мучил. И знатно при этом веселился.
Два, один.
Двери оставались закрытыми.
Уля почувствовала, как внутри начинает подниматься паника. К ней примешивалось что-то подозрительно похожее на стыд, и это пугало еще сильнее. Как будто страх – это что-то недостойное, а не то почти волшебное свойство мозга, которое позволяло Улиным предкам выживать холодными первобытными ночами. Конечно, в самом чувстве страха приятного мало, но ругать себя за него – последнее дело. И все же лучше было сохранять спокойствие. Как советовали британские плакаты времен Второй мировой войны. Хотя когда по городу разносится вой сирен, спокойствие – последнее, на что ты способен.
Уля сделала глубокий вдох и так же, с чувством, выдохнула через