Остров Русь. Сергей Лукьяненко
сослужить, постоять за землю Русскую, лечь костьми за дело правое.
– Сядь пока, – глухо произнес воевода и, убедившись, что его трогательная тоска по прошлому замечена, отставил кадку в угол. – А сколько ж тебе лет, дитя мое?
– О, очень много, сударь, восемнадцать! – с восторгом ответил Иван.
– Рука твоя тверда?
– Тверда!
– Нога твоя тверда?
– О да!
– Ну и белиберда, – тоскливо простонал Микула, но все же продолжил: – Вот верная черта…
– Всегда! – не к месту, но в рифму встрял Иван.
– …дурацкого, испытанного стиля, – продолжил Микула Селянинович, не обратив на него внимания. – О Боже!.. И я таким же юным был, когда мы печенегов в первый раз побили…
Наступило тягостное молчание. Первым нарушил его Микула:
– Чего это мы, а?
– К слову пришлось, – вежливо ответил Иван-дурак. – Так я, значит, в богатыри записаться хочу.
Микула помолчал, потом задумчиво произнес:
– В богатыри… Так ведь богатырю надобно иметь не только сердце доброе, а ноги твердые, не только булаву тяжелую, а голову крепкую, надобно еще…
Но Иван так и не узнал, что еще надобно настоящему богатырю. Микула Селянинович медленно поднялся и переспросил:
– Так ты говоришь, что сын дружка моего старого, Ивана Черной Руки, Грозы Морей? А где грамотка твоя рекомендательная?
– Нету, – со стыдом признался Иван. – Выкрадена ночью татем лихим.
– Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду похож, только рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся уже утром один добрый молодец с грамоткой, где сказано, что он – Иван-дурак!
– То тать ночной! – возопил Иван.
– Возможно, возможно… Но в богатыри он уже зачислен, и дать делу обратный ход я не вправе. Посуди сам, добрый молодец: обстановка в Киеве сложная. Владимир Красно Солнышко заботами затуманен, Василиса Премудрая в сторону Кащеева царства поглядывает… Поп Гапон воду мутит, интригует. Бояны песенки крамольные по кабакам поют… И тут такой скандал: богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на защитников своих поглядывать? Нет, Иван. То есть не Иван, а незнакомый мне молодец. Не могу я тебя в богатыри принять!
– А что же мне делать?! – испуганно вскочил дурак. – Деньги, как вода, меж пальцев текут, в городе жить лишь три дня разрешили!.. Не могу я к батьке с позором воротиться! Хворостиной до смерти запорет!
Микула потер лоб.
– Что делать? Подвиг соверши, тогда я тебя и без грамотки в богатыри зачислю. Будешь прозываться Иван-дурак Второй или Иван-дурак Премудрый. Как захочешь. А рубли… тьфу! Возьми да свои настругай, сейчас во всех губерниях так делают. Не захочет трактирщик принимать, так ты его – булавой! Кстати, если красиво настругаешь, мне принеси, я коллекцию собираю.
Иван кивнул и грустно поплелся к выходу.
– Эй, постой! – окликнул его Микула. – Можешь просто самозванца в мать сыру землю вогнать по маковку,