Одиночка. Маргарита Ронжина
то свернула к лифтам. Саша промчалась по коридору и залетела в нужный кабинет. Устроилась на стуле напротив полненького мужчины лет сорока, который читал больничную карту.
– Здравствуйте. Я невролог-эпилептолог. Ваш врач просил посмотреть МРТ и анализы ребенка.
Да, куда-то Саша носила младенца, делала то, что говорили люди в белых халатах. Но что там было?
– Вам уже рассказывал Олег Павлович…
Нейрохирург. Что?
– Про диагноз и лечение, – продолжал доктор.
Он всмотрелся в нее, красную и злую после перебранки с соседкой, с ребенком на руках. Сухие во всех смыслах глаза, понятно, ему не понравились. Да, Саша вызывала удивление тем, что не бегала по пятам за врачами в надежде получить конкретные ответы о состоянии ребенка и прогнозах лечения. Но и притворяться сил не было.
сил нет, понимаете, сил
– Наверное. Да.
Да. Он объяснял. Просто помнить такое не хотелось.
Невролог опять странно на нее посмотрел и стал говорить медленнее, тщательно проговаривая слова:
– У вашего ребенка подозрение на ДЦП и часто сопутствующая этому эпилепсия.
– А-а-а.
– После родов его быстро реабилитировали, приступы купировали, но поражение серьезное.
– Понятно.
– Ему провели эндоскопическую операцию, чтобы избавиться от гидроцефалии, вы знаете, что это скопление спинномозговой жидкости в желудочках мозга. Заживает хорошо, но по анализам вижу инфекцию.
Врач помолчал, с сочувствием и, как казалось, раздражением, ожидая ее реакции. Потом добавил:
– Пока выписываться рано.
– Подозрение – это значит, что может и не быть? – уточнила Саша. Если чему-то жить, то почему бы не надежде.
– Угроза ДЦП, – поправил сам себя доктор. – В вашем случае полностью последствий не избежать. Поражение мозга было значительное. До года, а то и больше диагноз ДЦП ставить некорректно.
Некорректно, значит.
Саша поплыла. Ее сознание застревало, мгновенно загустевало сразу после слов «ваш ребенок… ДЦП». Какой такой ребенок? Какой такой ее? Что происходит?
Мужчина отвернулся и зашуршал бумажками.
– По эпилепсии. Я выписал новые противосудорожные препараты, с завтрашнего дня начинайте вводить по схеме. Вот.
Он протянул Саше заключение: диагноз на несколько оглушающе плотных абзацев и расписанный план приема лекарства. Выписал рецепт такой почерк, что и не поймешь, буквы это или неназванное сая Т, сая…
Она кивнула.
Глупо.
Как так может быть, что ей все всё говорили, но она не слышала? И ребенка лечили, что-то капали, но она не думала – не хотела – спрашивать?
Невролог подался к ней всем телом, оперся локтями о стол и очень медленно, вкрадчиво заговорил:
– Александра Валерьевна, вы понимаете, что сейчас нужно сделать все, чтобы развивать двигательные возможности ребенка, но при этом не ухудшить его состояние? Вашему