Скандал в благородном семействе. Анн Арбор
и цепь пластмассовую хозяйскую на стоянке порвут, и с соседями переругаются, и всех вокруг пошлют на фиг, и хозяевам ещё (особенно пожилой хозяйской маме, как раз после операции на сердце) нахамят, чтобы знала свое место. И вот ровно за час перед первой моей съемкой. Какой-то просто намеренный саботаж.
И я это все, конечно, фиксировала, но как-то совершенно отстранённо. Потому что у меня была такая важная и интересная работа, я только о ней вообще-то и думала, что все остальное шло уже сразу фоном. Но, правда, фоном довольно агрессивным. Но все равно: мне и вообще было не до того.
Правда, при Венцлове они все же были вежливы и даже помогали мне поэту соорудить после съемки какое-никакое угощение. Ну там, салат с уксусной заправкой, прошутто, бокал белого вина. Человек четыре часа вообще-то на камеру говорил.
Оператор мой мне каждый день съёмочный материал сбрасывал на жёсткий диск. Пять дней съёмок, с утра до вечера. В последний день, перед самолетом, залезаю в компьютер – никаких вообще файлов нет. Пустое место. Кто уж там из них все это потёр, сказать не могу.
Ну, подружки мои все это время отдыхали: купались там, загорали. Я же до такой степени упахалась, что мне и до пляжа-то дойти было недосуг.
И вот отлеживаюсь я после съёмок у себя в комнате. А съёмки вообще-то напряженные. Потому что я одна – за все про все. Я и режиссер, я и сценарист, я и ассистент, я и логистик. Я и исполнительный продюсер, и вообще – продюсер, который всем за все деньги платит. И психологически – страшное напряжение. Добиться от человека, с которым ты, по сути, и незнаком, чтобы он за пять дней какие-то очень важные и серьезные вещи тебе о себе рассказал, тут нужно настроиться, вот просто как камертон. Ну и это все и вообще большое такое удовольствие. Такой явный и очевидный стресс.
И вот я лежу уже пластом, у меня отходняк. Приходят мои подружки. И громко так, на кухне, подчёркнуто, какими-то театральными вообще голосами начинают друг с другом обсуждать, какая я вообще-то идиотка. Так, чтобы непременно и я тоже слышала. Чего они только мне в вину в этом красивом диалоге ни поставили. И что я ненормальная. И что я о себе думаю, что я – режиссер. И что вообще какая-то полная дура. И что даже оливки, вот кретинка, в Москву, на базаре купила совершенно не те…
Ну вот уж оливки им чем вообще помешали? Тем более, что я и на их долю вообще-то тоже принесла.
И вот нужно сказать, что я это все проглотила. Во-первых, в Которе, в чужом доме, в последний день отдыха выяснять отношения было совершенно вот невозможно. Во-вторых, мне и вообще было до дверей, с чего это они вдруг так себя безобразно ведут. Ну, от того, что я выясню их вообще мотивы, навряд ли что-то изменится. Поступок-то уже совершен. Я сделала вид, что ничего такого не поняла и не заметила.
И вот эти девушки (уже они бабушки) так и продолжают все со мной дружить. Посты мои в ФБ читают. Лайкают. Позволяют себе делать мне замечания. Не понимая, видимо, того, что после всех этих которских историй наши отношения висят уже на таком тонком волоске, что я бы на их месте не только не рискнула там дунуть