Распятая. Любовный роман. Николай Бредихин
месяцы речь. Я давно уже делала это машинально, но сейчас отдельные моменты то тут, то там вновь принимались цеплять меня, и мне всё чаще и чаще приходилось выдерживать паузы и успокаиваться, прежде чем перейти к следующему эпизоду своих невесёлых воспоминаний. Однако что меня возмутило: «светило» даже не потрудился притвориться, изобразить на лице сострадание, как это до него все (повторяю, все, даже неумёхи!) делали.
– Так, и в чём проблема? – спокойно спросил он, когда я закончила свой рассказ.
Господи, «в чём проблема»?.. Он что, идиот? Действительно, в чём проблема? Сколько раз мне это говорили! Я ведь осталась жива! Но разве я жива? Если бы я была жива, разве я сидела бы здесь сейчас, «воодушевляясь» ухмылкой этого «профессора кислых щей»?
– Молчите? Что ж, время идёт, – вздохнул «великий целитель». – Я в том смысле так выразился, что вы вполне могли бы решить все свои проблемы сами. Зачем вам психотерапевт? Сбивать вас с толку? Подумайте, вам удалось вырваться, остаться в живых, побывав в лапах изощрённых насильников, зарвавшихся нуворишей. Подобных случаев можно привести один на несколько тысяч. А сейчас вы просите пожалеть вас, погладить по головке, «вывести из мрака». Нелогично и… не смешно.
Мою грудь распирало от слов возмущения, но я смогла выдавить из себя только:
– Нет, не могу. С каждым днём мне становится всё хуже и хуже, я всё больше углубляюсь в пережитое, всё дальше ухожу в сторону от окружающего мира, растворяюсь в депрессии. Я умираю, и умираю в мучениях, нечеловеческих страданиях. Я падаю, падаю, падаю и не могу остановиться. «Они» добивают меня.
«Псих» (психотерапевтом мне трудно было его назвать, так я его в тот момент возненавидела!) между тем протёр специальной (с антистатиком) тряпочкой очки, нацепил их на нос и принялся бесцеремонно меня разглядывать.
– Не вижу, не вижу падения. Вижу макияж, умело, с чувством меры наложенный, осмысленное выражение лица. А вас наверняка убедили в том, что по вам психиатричка плачет, советовали полежать где-нибудь, подлечиться как следует, и желательно у частника, непременно у частника. Могу догадаться, что вы обошли всех доступных вам по денежкам самоучек и шарлатанов, для которых вы были не более чем подопытным кроликом, точнее крольчихой. Гипноз, иглоукалывание, таблеточки разные. Очень, кстати, опасные. Удивляюсь, как у вас до сих пор крыша на месте.
Тут я не выдержала, сорвалась, ударила что было силы кулаком по столу.
– Не видите! Ничего вы не видите! И что за советы вы мне даёте? «Помоги себе сама»? Что вы мне нового сказали? Зачем я вообще к вам пришла?
Горе-профессор несколько секунд смотрел на меня, раскрасневшуюся, разгневанную, в восхищении, затем достал из стола и протянул мне какие-то загогулины.
– Прекрасно! Держите! Это бумеранги. Ненастоящие, так, игрушечки, но может быть больно, если не увернётесь вовремя, и даже очень больно.
Не знаю, что со мной произошло, но я в самом деле