Истина в твоем прикосновении. Ким Нина Окер
с мамой.
Ком в горле становится таким большим, что грозит меня задушить. Все это время часть меня думала, что мамы уже нет. Что она навсегда забыта и обречена гнить на этом острове. Что мне не позволят присутствовать при ее последнем путешествии. И эта часть почти испытывала облегчение оттого, что перед ней не стоит такая задача. В последние несколько дней я постоянно чувствовала себя так, будто стою у пропасти, и не упасть в эту темную бездну было настоящим подвигом. Я держалась как могла, не давая своему разуму полностью отказаться мне служить.
Но похороны моей матери, похоже, все-таки послужили тем толчком, которому я так долго сопротивлялась. У меня нет никого, кто мог бы меня поддержать, нет плеча, в которое можно было бы выплакаться или просто опереться. Я совершенно одна.
Сердце в груди колотится так быстро, что, боюсь, оно вот-вот выскочит из груди и разлетится на куски. Руки вспотели, и пока мы преодолеваем последние несколько метров к кладбищу, меня бросает то в жар, то в холод. Мне знаком этот путь, конечно, я знаю его. И кладбище я тоже знаю. Оно старое-старое и очень жуткое. В детстве мы боялись этого места, и если честно, для меня и сейчас ничего не изменилось. Мне всегда нравилось гулять по острову и лесу, но этого места я старалась избегать.
Мы поворачиваем за угол, и когда я поднимаю взгляд, мое сердце на мгновение замирает. Я спотыкаюсь обо что-то, чего под ногами, вероятно, даже нет, и резко останавливаюсь. Понятия не имею, что я ожидала увидеть. Деда, тетю с дядей, возможно, несколько сотрудников. В любом случае небольшую группу людей.
Чего я никак не ожидала, так это целой чертовой траурной церемонии. Только теперь я понимаю, почему сегодня утром перед двором было так много людей и почему я видела мужчин, несущих в лес стулья. Они создали из этого грандиозное событие! Почти все стулья заняты, и несколько десятков представителей сезонных домов поворачиваются ко мне, когда я вхожу на кладбище. Встречаю бесчисленное количество взглядов, но ни на один из них не отвечаю достаточно долго, чтобы понять, что все эти люди думают о моем появлении. Смутно различаю за ними алтарь, цветы и нескольких мужчин в костюмах.
Я так не могу. Невольно отступаю на несколько шагов назад и смотрю на облако, которое в морозном воздухе оставляет мое дыхание. Я хочу попрощаться с мамой, хочу быть частью ее последнего пути. Но я не могу сидеть среди людей, которые либо мне не доверяют, либо откровенно презирают. Я не могу…
Прежде чем я успеваю развернуться и убежать, на плечо мне ложится большая рука. Я тут же чувствую, как моя сила пытается направить энергию, но подавляю это стремление. Поднимаю взгляд и вижу блондина, который удерживает меня.
– Садись, – ровным голосом произносит он и кивает подбородком куда-то в сторону. Возможно, на свободный стул, но я не слежу за его взглядом. – Не стоит поднимать лишнего шума.
– Да мне плевать, сколько шума я поднимаю, – огрызаюсь я в ответ. Это похороны моей мамы. Я имею больше прав быть здесь, чем все они, вместе взятые. Широким жестом я указываю на людей,