Юмористические рассказы. Надежда Тэффи
еще бы! Меня так до конца и не узнали! Нарочно весь вечер ни с кем не разговаривал.
– Всех надул! – мрачно веселится вчерашняя маска. – Поди, до сих пор не угадали, что это был я. Сегодня отдохну денек, а завтра снова в маскарад. А то уж очень жарко! Два дня подряд – организм не вынесет.
Тоска в наших маскарадах смертельная!
Распорядители из кожи вон лезут, придумывая «трюки».
Ничто не помогает!
Жмутся по углам тоскливые маски и все боятся, как бы их не узнали!
Изредка мелькнет нелепым диссонансом какой-нибудь веселый Пьеро или Арлекин. Взвизгнет, перекувырнется.
Но от него все норовят подальше. Еще, мол, в историю впутаешься.
Если, не приведи бог, затешется в маскарадную толпу настоящий остряк и весельчак (чего на свете не бывает!), – ему несдобровать.
Слушать его будут молча, на шутки не ответят.
В прорези масок заблестят злые огоньки и скажут:
– А сорвать с него маску да вздуть хорошенько, так не стал бы тут растабарывать!
– Туда же, шутник!
Хозяева к острякам тоже относятся подозрительно.
– Афимья! – кричат кухарке. – Ты там посматривай за калошами. Мы отвечать не можем. В маске-то каждый притвориться может. А кто его знает, что у него на уме! Шутники!
Но такие шутники на русском маскараде редки до чрезвычайности. И то они склонны скорее покукурекать петухом или поквакать лягушкой, чем завести тонкую интригу.
Даже любители анонимных писем, завзятые сплетники и вруны, и те, надев маску, думают только о сохранении своего инкогнито.
– Маска, ты меня знаешь? – спрашивает у сплетника дама, которую он сразу узнал и про которую чересчур много знает.
Но он мычит в ответ, хотя сердце его разрывается от желания поязвить безнаказанно.
Особенно жестоко веселятся на Святках в провинции.
Каждый вечер рядятся и ездят по домам.
– Ряженые приехали!
Хозяева встречают их в гостиной молча. Молча входят маски.
Кто-нибудь заиграет на рояле. Маски молча протанцуют и молча уйдут.
Поедут к другим знакомым, и опять то же.
Уж такое беспросветное удовольствие!
У помощника исправника был сынок. Страшно любил наряжаться и маскироваться.
Из гимназии его выгнали, так что досугу было много. На Святках наряжался, в будни вспоминал.
Юноша был здоровьем слаб и к концу Святок еле держался на ногах.
– Да посмотрите, – жаловалась его мать, – на что он похож стал! Ведь краше в гроб кладут.
– Зато никто меня ни разу не узнал! – хвастался сынок. – Двадцать раз маскировался, – и никто! У головы до утра молча просидел, маски не снимал. И ужинать не стал. Начну, думаю, есть – еще узнает кто. Худо мне стало под конец, прямо дышать нечем. Закрыл глаза, даже сомлел на минутку. Сижу, держусь за стол руками, дотяну до утра, сам не знаю.
– Вот видите! – горюет мать. – Не бережет он себя, загубит здоровье!
Но сын остановил ее строго:
– Ничего, маменька! Вы свое пожили, так дайте и другим. Мне ведь тоже повеселиться хочется.
И