Гуляния с Чеширским котом. Михаил Любимов
английских фабричных рабочих: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное варварство, с одной стороны, с другой – какая страшная бедность!»
Вместе с Чаадаевым, Горчаковым и другими именитыми дворянами Пушкин состоял в Английском клубе, что ничуть не повлияло на его ироническое отношение и к англичанам, и к англофилам:
В палате Английского клоба
(Народных заседаний проба),
Безмолвно в думу погружен,
О кашах пренья слушал он.[33]
И от Михаила Лермонтова англичанам тоже досталось:
«Тут было все, что есть лучшего в Петербурге… один английский лорд, путешествующий из экономии и поэтому не почитающий за нужное ни говорить, ни смотреть, зато его супруга, благородная леди, принадлежавшая к классу blue stockings („синих чулок“) и некогда гонительница Байрона, говорила за четверых и смотрела в четыре глаза, если считать стеклы двойного лорнета, в которых было не менее выразительности, чем в ее собственных глазах…»
Князь Петр Вяземский двинулся во Францию и Англию в 1838 году, дабы подлечить глаза и насладиться морскими ваннами а-ля «морж» Чаадаев. («6 октября выкупался я в 26-й раз в Брайтонских водах…» – потрясающая педантичность и заостренность на собственных купальных переживаниях.) Патриот и консерватор, князь был достаточно брюзглив и рассыпал множество поверхностных, но небезынтересных наблюдений: «В нравах, обычаях и предрассудках английского общества много bourgepourri (пошлости)». «Англичане упрямы, самолюбивы и во многом односторонни и недальновидны». «В английской жизни от того нет ничего нечаянного, и от того общий результат должна быть скука» или загадочное: «…есть что-то стерляжье в английской продолговатости, желтизне и речной природе».
– Лучше бы не лез со своею княжеской мордой в английский характер! – заметил Кот. – Откуда в Англии стерлядь? Жил в Англии в свое удовольствие, а потом начал все клясть и поносить! Сидел бы в халате в своем деревенском имении и нюхал крепостных девок! (Как все англичане, Кот считал, что иностранцы не моются.)
Уникальна судьба русского дворянина Владимира Печерина, принявшего католичество и прожившего многие годы в Англии и Ирландии. В своих «Замогильных записках» он не скрывает своих восторгов от Англии: «Вот страна разума и свободы! Страна, где есть истина в науке и в жизни и правосудие в судах; где все действуют открыто и прямодушно и где человеку можно жить по-человечески!» Или: «Англичане терпеть не могут итальянского размахивания руками и поддельного французского энтузиазма».
Печерин был лишен гражданства как «невозвращенец», вряд ли обрел себя за границей, а в конце жизни глубоко сожалел о своем выезде из России.
Его англофильство тоже не лишено иронии:
«– Итак, вы любите Англию? – сказала она, улыбаясь.
– Как же не любить ее? – отвечал я с юношеским восторгом, – тут все прекрасно, и небо, и земля, и люди, особенно люди, – прибавил я, глядя на нее».
Пожалуй,
Такие прения были: «московские англичане» заспорили, можно ли не платить за целый ужин, а заказывать всего одну лишь кашу и оплачивать только ее. Кто утверждает, что русские непрактичны?