Псалом бурь и тишины. Розанна А. Браун
Поэтому за последние пять дней она в общей сложности не проспала и четырех часов.
Но сон в эту ночь отличался от предыдущих. События в нем не были связаны с воскрешением Ханане, и он казался более реальным – был похож на забытое воспоминание, хотя Карина не узнала ни девочек, присутствовавших в нем, ни деревни, где все происходило. Там был только один знакомый ей человек, и сейчас, вспоминая выражение лица Малика – как будто он хотел дотронуться до нее, – она жалела, что успела нанести только один удар.
– Я видела Малика, – выпалила Карина и тут же пожалела, что упомянула о нем вслух. Это подразумевало, что он ей небезразличен, – но ей до него абсолютно точно нет дела, особенно после того, как он попытался ее убить. Даже его имя ложилось на язык как-то не так, ведь во время Солнцестоя он назвался Адилем. Кто знает, может, его зовут и не Малик?
Однако на спутницу Карины ее признание, похоже, не произвело никакого впечатления. Деделе рассеянно присвистнула и бросила Карине веточку для чистки зубов.
– Этот сон точно можно обсуждать в присутствии ребенка? – спросила она, кивнув в сторону третьей участницы их путешествия. Афуа презрительно фыркнула. Она сидела, скрестив ноги, на верхней палубе; из ее ладоней струился фиолетовый свет, который впитывался в старое дерево баржи.
– Я не ребенок! – обиженно заявила она, хотя тембр ее голоса свидетельствовал об обратном. – Я все знаю о поцелуях и всяком таком.
– Это был не такой сон! – огрызнулась Карина и вцепилась зубами в веточку, решив ничего больше не рассказывать.
Обычно она спокойно воспринимала добродушное подтрунивание – да и, что греха таить, сама любила кого-нибудь поддеть, – но обычно она просыпалась во дворце, где толпа слуг готова была исполнить любое ее пожелание, а не под куском рогожи, от которой воняло так, будто ей укрывали дохлую свинью. Обычно она не была самым разыскиваемым беглецом в Сонанде и ей не приходилось ежеминутно ожидать, что ее таки настигнет какая-либо из многочисленных опасностей пустыни Оджубай.
Благодарить за такое положение вещей следовало Малика. Точнее его, Фарида и всех прочих изменников, из-за которых ей пришлось бежать из города – из дома, – поджав хвост, словно побитой собаке.
Карина рассеянно провела пальцем по тонкой линии посветлевшей кожи прямо над сердцем. Хотя Малик, нанеся эту рану, не причинил ей никакой физической боли, ее трясло от злости всякий раз, когда она вспоминала, как он заманил ее на крышу Храма Солнца с помощью образа ее погибшей сестры. Там он поцеловал ее, а в следующую секунду попытался убить.
И Фарид. Ее правая рука, брат по всему, кроме крови. Он хотел лишить ее жизни из мести за совершенное по неосторожности убийство, о котором она даже не помнила. И сейчас она отчетливо ощущала холод кандалов, защелкнувшихся на ее запястьях, и обжигающий жар пламени, из которого вышло чудовище с лицом ее сестры. Сердце Карины сжалось, когда она вспомнила тот момент, когда ее мертвая сестра сделала первый вдох. В тот момент