Троецарствие. Герцог. Виталий Останин
взгляд на побратима и не смог удержаться от возгласа на русском.
– Это что вообще за хрень?!
Пират в цветной пыли просто купался. Она окружала его целиком, красная, как сухая глина из горной реки. И совсем ему, кажется, не мешала.
Побратим, уже привычный к моим редким восклицаниям на «горском языке», недоуменно вскинул бровь.
– Что?
– Ты видишь пыль?
– Пыль? Брат, мы в военном лагере на сотню тысяч человек. И четыре тысячи прямо сейчас под носом у нас маршируют – или как называется то, что они сейчас делают. Конечно, я вижу эту пыль! Она же везде!
– Да не эту пыль, другую! Вокруг тебя сейчас облако пыли, почти полностью тебя скрывает. А, вот смотри! Она сейчас распалась на несколько рукавов и улетела! Что, правда не видишь?
Пират некоторое время смотрел на меня без выражения, потом сунул руку в корзину, где у нас была спрятана вода и фрукты, вынул оттуда тряпицу и протянул мне.
– Прикрой голову, старший брат. Солнце очень сильно печет.
Я хотел было возмутится, но, подумав, не стал этого делать. Может, и правда напекло. Время полдень, в самом деле могло. Надо на учения не красивую заколку из кости, а тряпицу надевать.
– Может, и так… – не очень, впрочем, уверенно ответил я. – Ладно, разгоняй этих неумех, после обеда продолжим.
И, дождавшись, пока он закончит выкрикивать приказы младшим командирам, спустился к лошадям и вскочил в седло.
Лагерь и в самом деле был большим. Ряды солдатских шатров уходили за горизонт, а ночью, наверное, будет похожим на звездное небо – так много разгорится костров. Они и сейчас пылают, бойцы по подразделениям готовят себе обед. Идеи централизованной кормежки на полевых кухнях тут еще не прижились.
Мы тоже отправились обедать. К моему шатру, через весь лагерь, к центру. И когда прибыли, все мои ближники там уже находились. Сидели за длинным столом, на который только-только начали выставлять блюда.
Я ввел эту традицию недавно, с месяц назад. Обедаем вместе, обсуждаем дела, решаем текущие вопросы. Потом пьем чай и расходимся каждый к своим обязанностям.
Прижилась она махом, и теперь соратники собирались за столом у моего шатра с такой точностью, хоть песочные часы по ним сверяй.
– Как у нас дела с паромными плотами? – спросил я первым делом, накидав в миску риса, зелени и мяса.
Кормили нас по-походному, то есть никакого вина, сервированных столиков и тридцати трех махоньких блюд, в которые раз или два можно было палочками клюнуть. Массивные глиняные тарелки, куда загружалось еды человек на двадцать сразу, и откуда каждый нагребал, сколько хочет.
Прапор, ответственный за переправу, ответил не сразу. Сперва он неторопливо дожевал то, что уже закинул в рот – воспитанный все же человек! – и лишь тогда доложил:
– Первые два работают. Перевозят по две сотни солдат в час каждый. К вечеру закончим еще два. На завтра