Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной. Евгений Лукин
пристроил мятую тетрадку на подоконник и, горестно сопя, проверил расчёты.
Вот они.
В 1944 году советский поэт Сергей Михалков пишет слова государственного гимна на музыку Александрова, где воспевает «партию Ленина, партию Сталина». И ровно через двенадцать лет после первого исполнения сталинизм подвергается строгой критике, а самого Иосифа Виссарионовича выносят из Мавзолея.
В 1977 году тот же Сергей Михалков пишет новый вариант слов на ту же музыку, поминая добром лишь «партию Ленина» и «великий, могучий Советский Союз». Проходит четырнадцать лет (двенадцать плюс два) – и КПСС перестает существовать, а Союз распадается.
В 2001 году правопреемница Советского Союза Российская Федерация, презрев в очередной раз исторический опыт, решает восстановить чреватый сглазом гимн на музыку Александрова. Текст в новой редакции, естественно, снова принадлежит Сергею Михалкову, который, возможно, и сам не подозревает о своей зловещей способности наводить порчу в глобальных масштабах.
«Двенадцать плюс два плюс два… – испуганно бормотал мальчуган, вырисовывая цифру за цифрой, – получается шестнадцать. Две тысячи один плюс шестнадцать…»
Грядущая дата грозно глянула на него с тетрадного листа – и Ефремка оцепенел вновь. До очередного семнадцатого года оставалось всего ничего. Можно было смело бросать учёбу.
В тот вечер он выпил впервые.
– Слушай, Ефрем, – с некоторой неловкостью проговорил Портнягин, дождавшись конца истории. – А разве Суслов независимость в семнадцатом получил?
В отличие от стариков юное поколение в большинстве своём весьма скверно запоминает дату последнего государственного переворота, особенно если переворот был именно демократический, а не тоталитарный. И причина тут даже не в том, что молодёжь не чувствует за собой вины, поскольку произросла позже – так сказать, на развалинах предыдущей державы и вживе её в глаза не видела. Просто новая власть обязательно преподаст недавний развал страны как нечто светлое и прогрессивное. Ну и кому интересно запоминать такой скушняк?
Иное дело – старики, заставшие историческое событие, не покрытое ещё полипами идеологии, то есть во всей его мерзопакостной наготе. И рады бы забыть, да поди попробуй!
Поэтому нетрудно было предвидеть, что Ефрем сейчас злобно фыркнет и намылит Глебу холку за дремучее невежество. Вместо этого старый колдун недоумённо сдвинул космы бровей и поскрёб в собственном затылке.
– Да бог его знает, – тоже вроде бы слегка смутившись, отозвался он. – Я ведь в календарь памятных дат лет десять уже не заглядывал… Да и телевизор мы с тобой, почитай, не смотрим…
– И что? – ошалело переспросил Портнягин. – За десять лет дата в календарях перепрыгнула?
Ответить кудеснику не дали: пришёл постоянный, порядком надоевший клиент и, по обыкновению, заныл, запричитал с порога.
– Что ж это за времена такие настали, Ефрем Поликарпыч! – сетовал он. – Ничему верить нельзя. Уже и приметы врут…
– Часто?
– Да