Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина. Любовь Воронкова
мальчик, заполнявший собой все ее дни и ночи, ушел к отцу.
Александр и раньше не раз прибегал в мегарон. Но отец не хотел, чтобы мальчик видел его пьяные пиры, и приказывал тотчас увести ребенка обратно.
Теперь Александр вошел сюда по праву. Он шел, выпрямив спину, чтобы казаться повыше. Замедлял шаг, разглядывая грубые, покрытые копотью росписи на стенах. Подзывал собак, которые, войдя со двора, свободно бродили по залу в поисках какой-нибудь еды, – после пира под столом всегда можно было найти хорошую кость или недоеденный кусок.
В мегароне Александра ждали педагоги-воспитатели, обязанные смотреть за ним, обучать правилам поведения, тренировать его в гимнасиях. Каждый из них приветствовал Александра, каждый хотел понравиться ему. Особенно старался акарнанец Лисимах.
– Какой красавчик! Да какой крепкий! Ахиллес, да и только! Скоро, пожалуй, отправится в поход с отцом. Но если ты, Александр, Ахиллес, то я – твой старый Феникс. Ведь я так же приставлен к тебе – учить тебя и воспитывать. Знаешь, как великий Гомер написал в «Илиаде»?
…Там и тебя воспитал я таким, о бессмертным подобный!
Нежно тебя я любил; и с другими никогда не хотел ты
Ни на пирушку пойти, ни откушать чего-нибудь дома,
Прежде чем я, на колени к себе посадив, не нарежу
Мяса тебе на кусочки и кубка к губам не приставлю![10]
Так и я, как Феникс, готов служить моему богоравному Ахиллесу!
Другие воспитатели тоже хвалили Александра, стараясь незаметно утвердить свое влияние. Но никто не был так ловок в похвалах, как этот акарнанец, который, хотя и был грубым невеждой во всех остальных науках, знал Гомера и ловко играл на этом.
Александру все это льстило. Но он слушал их с невозмутимым лицом и с горделивой осанкой. Он сын царя. Его восхваляют, но это так и должно быть.
– Здравствуй! – сказал ему отец, только что проснувшийся после вчерашнего обильного вином ужина. – От Филиппа, царя Македонского, Александру привет!
У мальчика заблестели глаза от восторга.
– Царю Македонскому Филиппу от Александра привет! – живо ответил он.
Он весь вспыхнул, так что и лицо, и шея, и грудь его покраснели. Белокожий, он краснел мгновенно, будто охваченный огнем.
– Вот ты и мужчина. Учись бегать, плавать, стрелять из лука, метать диск, бросать копье. Делай все, что скажут педагоги. Клянусь Зевсом, мне нужен крепкий, сильный сын, а не какой-нибудь неженка!
И, обернувшись к Леониду, Филипп грозно напомнил:
– Никаких поблажек! Никаких уступок!
– А мне и не надо поблажек! – обидевшись, запальчиво сказал Александр. – Я сам пойду в гимнасий. Вот сейчас и пойду!
Филипп заглянул в светлые бесстрашные глаза сына и усмехнулся.
– Не сердись, – сказал он, – меня самого так учили. Так вот учил меня благородный Эпаминонд – без поблажек. Поэтому я теперь не знаю усталости в битвах, выношу самые тяжелые лишения в походах, бью врага сарисой[11]