Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина. Любовь Воронкова
разве могла женщина в гинекее рассказать о нем так, как поведал великий Гомер!
Аристотель и сам страстно любил поэмы Гомера. Преподавание поэзии он начал вот с этих его величавых строф:
Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына…
Александр слушал стихи как музыку. И не просто как музыку, он слушал их как откровение воину, вождю:
…Ахейцы поспешно надели доспехи.
Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,
Дремлющим, или трусливым, иль кинуться в бой не хотящим.
О том, как Агамемнон, оставив «яро храпящих коней» и колесницу,
…Сам же пешком обходил построения ратей ахейских.
Тех быстроконных данайцев, которые в бой торопились,
Их ободрял он словами и с речью такой обращался:
– Воины Аргоса, дайте простор вашей удали буйной!
Зевс, наш отец, никогда вероломным защитой не будет.
Тех, кто священные клятвы предательски первый нарушил, —
Будут их нежное тело расклевывать коршуны в поле,
Их же цветущих супруг молодых и детей малолетних
В плен увезем мы в судах, как возьмем крепкостенную Трою.
Александр жадно читал и перечитывал описание боев, заучивал то, что особенно поражало воображение и перекликалось с его тайными замыслами. Он забывал обо всем, сидя над «Илиадой», – и где он, и с кем он. Александр в ахейском войске сражался против Трои.
…Вот уже в месте едином сошлися враждебные рати,
Сшиблися разом и щитные кожи, и копья, и силы
Меднодоспешных мужей. Ударялись щиты друг о друга
Выпуклобляшные. Всюду стоял несмолкающий грохот.
Вместе смешалося все – похвальбы и предсмертные стоны
Тех, что губили и гибли. И кровью земля заструилась.
Аристотелю с трудом приходилось отрывать Александра от «Илиады».
Аристотель читал лекцию по физике, а у Александра звенели в голове «медью гремящие» строки… Силой воли он заставил себя прислушаться, о чем говорит учитель.
А учитель говорил интересные вещи.
– …Природа постепенно переходит от предметов неодушевленных к животным, – говорил он, – и, таким образом, вследствие непрерывности остается скрытой граница между ними. Так за родом неодушевленных предметов прежде всего следует род растений… Переход от растений к животным непрерывен… Ведь относительно некоторых существ, живущих в море, можно усомниться, животные это или растения. Непрерывность, постепенность перехода из одного рода в другой – таковы черты живого мира.
Александр задумывался. Ему казалось, что перед глазами раздвигаются завесы. Так вот как устроен мир… И среди этого мира, полного еще не познанных тайн, – человек. Кто он? Что он?
И на это у Аристотеля был ответ.
– Человек – общественное животное, – говорил он, – в большей степени, чем пчелы и всякого рода стадные животные.
Один из учеников, хитроумный Неарх, однажды задал такой вопрос:
– Говорят, что больше всего надо любить своего