Повести л-ских писателей. Константин Зарубин
те выходные я позвонил в Сашино общежитие, попросил передать ей сообщение, что нам нужно встретиться до занятия. Я словно чувствовал, что нельзя ей рассказывать о пропаже книги у нас дома, где она в гостях, где её стесняют приличия. Она перезвонила нам домой, мы договорились, что встретимся на выходе из метро на Карла Маркса. По телефону голос у неё был удивлённый, но приветливый. Я тогда впервые понял по-настоящему, почему говорят «сердце разрывается». Саша совсем не догадывалась, что случилось. Я чуть не заорал, когда трубку положил.
У меня имелся план, естественно. До самой последней минуты я собирался дойти с Сашей до сквера, непринуждённо беседуя, и там ей соврать, что у меня сумку украли из раздевалки. Хотел спихнуть с себя хотя бы маленькую часть вины. Но когда увидел Сашу и рот открыл, как-то сама собой вырвалась чистая правда во всех подробностях.
Пока я говорил, смотрел Саше в ноги. У неё на ногах были советские кеды с красными шнурками и джинсы подвёрнутые. Она была в светлой футболке (день был очень тёплый). Может быть, в жёлтой футболке, под цвет сумки с тяжелыми застёжками. Причёска была её всегдашняя – сзади чуть ниже шеи, спереди густая чёлка, по бокам приплюснуто. Тогда многие девчонки так ходили.
Саша переспросила, когда я замолчал:
– Ты потерял книгу?
Как будто из всего, что я рассказал, она услышала только первое предложение. Я подтвердил, что потерял книгу. Еле ворочая наждачным языком, начал повторять ключевые детали. Соревнования, поражение, метро, сумка… Потом заткнулся. Саша что-то сказала тихо. Я не расслышал с первого раза.
– Что?
Она повторила:
– Я тебя ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
Я, вероятно, всё-таки заставил себя поднять глаза, посмотреть ей в лицо, потому что помню, как у неё губы дрожали. Но она не плакала. И не смотрела на меня. И не сказала больше ни слова. Просто пошла вверх по Карла Маркса и свернула налево, в сторону Институтской. Почему-то наверх в сторону Институтской она пошла, а не вниз на Крещатик, где остановка. Мне долго не давало покоя это обстоятельство. Совершенно случайное, конечно… Хотела уйти прочь от меня поскорее, не важно куда, вот и пошла. Но я ломал голову, искал тайный смысл…
Саша звонила потом моей матери. Сказала, что, к сожалению, больше не сможет давать мне уроки. Сослалась на свою учёбу, про книгу ничего не сказала. Мать ей, конечно, не поверила. Они с бабушкой были свято убеждены, что Саша бросила со мной заниматься, потому что я к ней приставать начал. «Полез небось лапать, кобелёныш!» Мать, наверное, до сих пор так думает.
Бокс я окончательно бросил только через год, уже в девятом классе. Но обратите внимание, что я вообще пошёл в девятый класс! Последнюю четверть восьмого закончил с кучей четвёрок, в том числе по физике. Даже тройки получились солидные, без натяжек. У Маргариты Сергеевны, нашей классной, не было никаких претензий.
А по литературе украинской знаете, как я получил тройку за восьмой класс? Я пересказал все «Повiстi»