Утренний Всадник. Елизавета Дворецкая
носиком и ясными голубыми глазами в окружении длинных черных ресниц. На груди ее сверкало под лучами солнца ожерелье из синих стеклянных бус с тремя слепящими шариками хрусталя посередине. В руках девушка держала пестрый пышный венок.
– А, Светлава, добрый день тебе! – Светловой узнал ее и улыбнулся. Это была внучка ведуньи-травницы, жившей в тереме княгини Жизнеславы.
– Что ты невесел? – повторила Светлава. – Князю нельзя в велик-день печалиться, а не то весь год печальным будет! Ну-ка, раз пришел к Ладиной роще, изволь веселым быть, а не то богини разгневаются!
– Да, милость богинь мне больше всех нужна! – со вздохом согласился Светловой. – Вот что, голубка белая! – Он снял с пальца золотой перстень с голубым глазком бирюзы. – Сделай милость – завей и за меня венок и подари Ладе и Леле мой перстень.
– С радостью сделаю, княжич! – Светлава взяла у него перстень. – Верь мне – богини тебе помогут!
Светлава убежала в рощу, а Светловой долго провожал ее глазами. Внучка ведуньи была очень хороша – через год, как войдет в возраст, женихи из-за нее передерутся. Но ее юная красота не трогала его. В глазах каждой девушки он видел слабый отблеск красоты Белосветы, каждая казалась чем-то похожа на нее, но насколько она была прекраснее всех!
Наконец приблизился вечер. Парни разложили над берегом костры длинной цепью, и стало видно, что уже опускаются сумерки. По всему берегу под Ладиной горой завертелись хороводы, затеялись игры. Все вокруг двигалось, бегало, плясало, смеялось.
Сумерки сгущались, и ожидание стало нестерпимо. Теперь каждый отзвук задорного девичьего смеха отзывался в душе Светловоя, в каждую жилку бросал горячую дрожь. Не в силах сдержать нетерпения, он вертел головой, оглядывался на каждый светлый девичий силуэт, пробегающий мимо; ему все казалось, что он может не заметить Белосветы, пропустить, опоздать, навек потерять свое счастье. Каждый выкрик, казалось, звал именно его, но все это было не то.
Его отроки уже давно бегали с девушками, прыгали в хороводах, играли в горелки. Звали и его, но он отказывался, боясь увлечься и пропустить ее.
За мной, миленький, поди,
Мой веночек принеси,
На головку положи! —
пели где-то рядом, и в ушах у Светловоя отдавалось: «Поди, поди, поди…» Дразнящие голоса девушек раскатывались с хрустальным звоном по близкому березняку, и белые березы из мягких сумерек подхватывали призыв десятком чарующих голосов.
И их слышал не один Светловой: парни и девушки с веселым испугом и любопытством оглядывались на рощу. Светлые берегини, дочери Дажьбога, пришли на землю, привлеченные песнями и жертвами. С ними придут и долгожданное тепло, и долгие солнечные дни, и дожди, необходимые для роста и цветения всему живому.
Из прозрачной тьмы рядом со Светловоем выскочила легкая и стройная девичья фигура, положила ему на голову душистый венок, пышный, но уже немного обтрепанный за вечер. Светловой не столько узнал, сколько угадал Светлаву. Вскинув голову, он сдвинул венок повыше на лоб, чтобы не мешал