Право жить. Михаил Александрович Савинов
поменьше шастай, – крикнул мне мужик с перевязанной головой. – Постельный режим у нас с тобой, брат, и это как минимум на две недели.
Прекрасно понимая, что других вариантов просто быть не может, возвращаю тело в горизонтальное положение и, закрыв глаза, почти сразу впадаю в сладкую дрёму, что длилась вплоть до самого врачебного обхода.
Угрюмого вида пожилой доктор, очень смахивающий на сказочного Айболита, минут пять тестировал меня на рефлексы, после чего, удовлетворённо крякнув и напомнив про обязательный постельный режим, перешёл было к следующему пациенту. И вот тут дверь в палату резко распахнулась, и стройная медичка с марлевой повязкой на лице бросилась бегом к врачу и что-то тихо зашептала ему на ухо. Последний, не дослушав её, мигом сбрасывая с себя груз прожитых лет, быстро поднялся со стула и, коротко выругавшись, поспешил к выходу. Вслед за ними к дверям ломанулся и хромой сосед по палате, вероятно, очень большой любитель всего жареного и острого.
Вернулся он минут через пятнадцать и, ничего никому не сказав, гулко стуча костылями, проскакал к своему лежбищу. Казалось бы, все обычно, но брошенный им в мою сторону беглый взгляд был более чем странный. Вслед за ним из дверного проёма выпорхнула медсестра и с ходу мне что-то вколола, после чего я проспал до самого вечера. И только на следующий день до меня дошло страшное известие, ввергшее меня в жуткую и достаточно долгую депрессию.
О том, что Борька умер, так и не придя в сознание, мне шёпотом поведал всё тот же неугомонный калека. Его, как и всех других, предупреждали о возможных нежелательных последствиях этого сообщения, но это было, как говорится, выше его сил.
Глава 7
Минуло полных два месяца, как меня выписали из больницы. Но моё душевное состояние оставляло желать лучшего. Постоянно давящий груз вины за смерть человека сделал из меня какое-то безвольное существо. Я мог сутками лежать на диване, уставившись в одну точку, совершенно не обращая внимания, ни на кого и ни на что. Родственники и знакомые всячески пытались вывести меня из этой жуткой душевной депрессии, но все их попытки были безрезультатны. Словно сговорившись, они твердили одно и то же: что типа, это бокс и что на его месте мог легко оказаться я сам. Кто-то из них даже раздобыл бумагу, в которой было написано, что у Борьки накануне боя уже была травма головы, и выходить на ринг ему было просто нельзя. Мой же лечащий врач, лишь разводил руками и в который раз твердил родителям: их сыну может помочь только сильная эмоциональная встряска, и пока те гадали, как её мне организовать, жизнь сама внесла свои, достаточно хорошо просветляющие мозги коррективы.
Все произошло поздним летним вечером, когда пожилая приятельница моей матери, просидев у нас в гостях едва ли не до полуночи, вдруг опомнилась и стала умолять меня проводить её домой. Даму вдруг осенило, что шататься ночью одной по городу вовсе небезопасно.
С трудом оторвав от дивана расслабленное, уже готовое ко сну тело, лениво пихаю ноги в кроссовки и тяжело волоку их по безлюдному городу вслед за невероятно