Птицы молчат по весне. Ксения Шелкова
Данилой. Князь Полоцкий ожидал застать женщину в слезах и немного удивился, когда княгиня оборотней спокойно и почтительно поблагодарила его за заступничество.
Велижана была одета в чёрное платье, чёрную же душегрейку и повойник, но смотрелась, как обычно, величаво, голову держала высоко.
– Я соболезную твоему горю, княгиня, – проговорил Всеслав. – Прости, что не приехал раньше – в Петербурге были дела. Услышал вот, что вас опять притесняют.
– Спасибо, государь, – поклонилась Велижана. – А княгиней меня не зови – какая я княгиня, самозванная… Похоронила Ждана моего, от дел отошла, а Велимир слишком молод, не справляется пока. Вот и упустили девку.
– Велижана, это не дело, – твёрдо сказал Всеслав. – Потере я сочувствую, но без тебя твои-то совсем ко дну пойдут. Их ведь только ты и вытягивала – не муж твой, не сын, а ты! А сейчас что: в ските грязь, всё разбросано, народ оборванный ходит! Они говорить ещё не разучились?! Не мудрено, что девка чуть в деревню не сбежала! Большая радость – жить тут!
Однако Велижана не стала оправдываться или возражать. Она заговорила о своём.
– Ждан мой здоров был, а последнее время всё заговаривался, винил себя… Мол, он с ведьмой тогда взаправду в сумерках гулял да на сеновал к ней хаживал, ещё когда мельник был жив. А потом как встретил меня, так и отрёкся от ведьмы, велел ей к нему и не приближаться, имя его позабыть. Он её не боялся!
– Вот как…
– Да. Ведьма его в ответ спросила: «Не пожалеешь?», смеялась ещё тогда. Ждан думал, она уверилась, что он к ней, раскрасавице, обратно на коленях приползёт, оттого и спрашивает. А она другое в уме держала. Поэтому мой муж себя всегда и обвинял за то, что случилось с нами. Он меня больше жизни любил, но совестью мучиться столько времени не мог. Вот и ушёл… Мы ведь, почитай, век освобождения ждём. Я-то тоже человеческими глазами солнце увидеть хочу, хотя бы разочек, но давно не надеюсь.
Всё это Велижана рассказывала ровным, спокойным голосом, будто не о своих печалях.
– Скажи-ка, если вам смогут помочь, но не людьми обратно стать, а навсегда волками – согласились бы? – спросил Всеслав.
Велижана только что сидела бледная, безжизненная, со сжатыми губами, но едва услышала эти слова – кинулась к Всеславу, стиснула его руки.
– А что, государь, ты сможешь так сделать?! В волков навсегда нас обратить? Да ведь это всяко лучше, чем так – хуже псов! Те хоть на что-то годятся, хоть дворы охраняют, а мы и того не можем…
– Я пока хорошо не знаю, – с расстановкой произнёс Всеслав. – И сам вас обратить не смогу: не я вас заколдовывал. Но есть тот, кто, возможно, и сможет – если не расколдовать, то хотя бы обратить волками. Тогда и лесные братья вас примут: я им прикажу твоих не обижать. А кормить себя и сами научитесь.
Бледно-смуглые щёки Велижаны медленно покрыл тёмный румянец. Она отвернулась и прошептала что-то вроде: «Да неужели избавление?..»
– Пока я не уверен, соплеменникам ничего не говори, – продолжал Всеслав. –