2666. Роберто Боланьо
нет, но вдруг кто-то его знает, – отозвался Амальфитано.
– Писателя мне не приходилось нанимать, – сказал хозяин.
– А я не немец, – сказал доктор Кениг, – я американец, и зовут меня Энди Лопес.
С этими словами он извлек из пиджака, висевшего на вешалке, бумажки и протянул им водительское удостоверение.
– А что за фокус вы показываете? – спросил Пеллетье на английском.
– Я обычно начинаю с блох. Они исчезают, – сказал доктор Кениг, и все пятеро рассмеялись.
– Это чистая правда, – подтвердил импресарио.
– Потом у меня исчезают голуби, потом кот, потом пес, а в конце – ребенок.
После визита в Международный цирк Амальфитано пригласил их пообедать у него дома.
Эспиноса вышел на задний дворик и увидел, что на веревке для сушки белья висит книга. Ему не хотелось подходить и смотреть, что за книга, но, когда он снова вошел в дом, спросил у Амальфитано, что это.
– Это «Геометрическое завещание» Рафаэля Дьесте, – ответил Амальфитано.
– Рафаэль Дьесте, галисийский поэт, – добавил Эспиноса.
– Так точно, – покивал Амальфитано. – Только в этой книге не стихи, а сплошная геометрия – он рассказывает, что с ним приключалось, пока он преподавал в колледже.
Эспиноса передал Пеллетье слова Амальфитано.
– И что, висит, говоришь, на заднем дворе? – с улыбкой сказал Пеллетье.
– Да, – кивнул Эспиноса, пока Амальфитано искал в холодильнике, чего бы им поесть, – висит, как мокрая рубашка.
– Вам как фасоль, нравится? – спросил Амальфитано.
– Да, да, не волнуйтесь, мы уже ко всему привыкли, – сказал Эспиноса.
Пеллетье подошел к окну и посмотрел на книгу, листки которой тихонько качались под мягким вечерним ветерком. Потом вышел, подошел к сушилке и начал пристально ее осматривать.
– Не снимай ее, – услышал он за спиной голос Эспиносы.
– Эту книгу сюда повесили не для просушки, она тут давно болтается, – сказал Пеллетье.
– Я так и думал, – покивал Эспиноса. – Не трогай ее, пойдем лучше в дом.
Амальфитано смотрел за ними, покусывая губу, и лицо его выражало не отчаяние, а глубокую, неохватную грусть.
Когда литературоведы развернулись к двери, он отошел от окна и быстро вернулся на кухню, где тут же сделал вид, что целиком поглощен приготовлением ужина.
Когда оба вернулись в гостиницу, Нортон объявила, что на следующий день уезжает, Эспиноса и Пеллетье приняли эту новость без удивления, словно бы давно ожидали таких слов. Рейс Нортон вылетал из Тусона. И несмотря на протесты – Нортон хотела ехать на такси – они решили довезти ее до аэропорта. Той ночью все трое засиделись допоздна, болтая: Эспиноса и Пеллетье рассказали, как отправились в цирк, и заверили ее, что, если и дальше дела будут идти таким манером, они самое позднее через три дня тоже улетят домой. Затем Нортон пошла спать, а Эспиноса предложил провести эту последнюю ночь