2666. Роберто Боланьо

      Безумие действительно заразно, а друзья, особенно когда страдаешь от одиночества, посланы тебе судьбой. Эти самые слова написала Лола несколько лет тому назад, рассказывая Амальфитано в письме без обратного адреса о своей счастливой встрече с Ларрасабалем, который заставил ее взять у него в долг десять тысяч песет и пообещать вернуться на следующий день, – все это он сказал, садясь в машину, а рядом нетерпеливо топталась шлюха, и он жестом приказал ей сделать то же самое. Этой ночью Лола спала в своей нише, хотя, по правде, ей очень бы хотелось залезть в открытый склеп, и она была счастлива: наконец жизнь начинала налаживаться. На рассвете она вымылась с головы до ног, обтираясь мокрой тряпкой, почистила зубы, причесалась и надела чистую одежду, а потом вышла на шоссе – поймать попутку до Мондрагона. Там купила кусок козьего сыра, хлеб и позавтракала на площади: оказалось, она очень голодна – по правде сказать, Лола даже не помнила, когда ела в последний раз. Потом зашла в бар, забитый рабочими со стройки, и выпила кофе с молоком. Она забыла, когда Ларрасабаль обещал вернуться на кладбище, и ей было все равно, плевать ей было и на Ларрасабаля, и на кладбище, и на деревню, и на нежный утренний пейзаж. Перед тем как выйти из бара, она зашла в туалет и посмотрелась в зеркало. Потом снова пошла к шоссе и долго ждала попутку, пока наконец рядом с ней не остановилась женщина и не спросила, куда ей. В сумасшедший дом, сказала Лола. Женщину ее ответ не на шутку встревожил, но тем не менее она сказала ей садиться в машину. Женщина ехала туда же. «Вы едете навестить кого-то или вы сами пациент?» – спросила она. «Я навестить», – ответила Лола. Лицо у женщины было худое, чуть вытянутое, губы в ниточку, отчего она имела вид холодный и расчетливый, хотя у нее были красивые скулы и одета она была как офисный работник, – единственно, по ее виду стало ясно: она уже замужем и вынуждена заниматься домом, мужем или даже, наверное, сыном. У меня там отец, призналась она. Лола ничего не ответила. У ворот вышла из машины, и женщина поехала дальше. Некоторое время Лола бродила вдоль ограды. До нее донеслось ржание лошадей – наверняка где-то, возможно за лесом, находился клуб или школа верховой езды. Еще ей удалось разглядеть красную крышу дома, явно не имеющего ничего общего с больницей для душевнобольных. Она вернулась по своим следам и подошла к месту, с которого лучше всего просматривался больничный парк. Солнце уже поднималось, когда она увидела группу пациентов, что организованно выходили из покрытого шифером павильона и расходились по парку, рассаживались по скамейкам и прикуривали сигареты. Ей показалось, она узнала поэта. Его сопровождали два пациента, и одет он был в джинсы и очень свободную белую футболку. Она принялась делать ему знаки, сначала робкие – ее руки словно бы сводил холод, а потом и более заметные: она выписывала в холодном