Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики. Владимир Легойда
И не просто обсуждал, а прямо просил своего друга Галилео подчеркнуть его (папы) знаменитый «богословский» довод о невозможности прийти с помощью науки к точным заключениям о строении мироздания. Папа был уверен в том, что любая научная (астрономическая) теория является лишь гипотезой и никак не может претендовать на большее, ведь разуму человека в принципе не дано постигнуть тайну Бога. Галилей обещал. Каково же было удивление папы, когда вместо этого в труде флорентийца с упорством продвигались запрещенные коперникианские идеи! А светлые мысли самого папы не только не стали смысловым центром труда, но были вложены в уста ретрограда Простака (Симплично). Причем таким образом, что звучали не просто неубедительно, но совершенно смехотворно!
Папа – и небезосновательно! – почувствовал себя обиженным. Получалось, что Галилей ложными обещаниями выманил право на публикацию книги, текст которой явно отличался от благословленного папой. Разве мог после этого ученый ожидать какой-то другой реакции, кроме воспоследовавшей? Во-первых, Галилей нарушил свое обещание 1616 года, во-вторых – предписание Декрета Индекса запрещенных книг, в котором учение Коперника было объявлено ложным. Обвинения в этих двух нарушениях и стали главными в инквизиторском расследовании. Кроме того, Галилей поступил с самим папой, мягко говоря, не по-дружески. Конечно, все это не оправдывает действий инквизиции, но давайте будем реалистами: на дворе стояла первая половина семнадцатого века. Не так давно люди за гораздо меньшие провинности лишались жизни. Поэтому если и приходится чему-то удивляться, так это не тому, что реакция Ватикана была негативной, а тому, что она все же была… довольно мягкой! И наука здесь ни при чем.
Когда папа вызвал Галилея в Рим, тот наивно продолжал считать это недоразумением и был уверен в том, что ему удастся переубедить старого друга. Поэтому ученый всячески оттягивал свой приезд, продумывая аргументацию и, вероятно, надеясь, что ситуация может разрешиться сама собой. Однако Галилей явно переоценил благосклонность папы и, говоря современным языком, либеральность и широту его воззрений: предписания явиться в Рим становились все настоятельнее и жестче. Вместе с тем, получив 1 октября 1632 года приказание прибыть в столицу, Галилей появился в Риме только 13 февраля 1633 года, ссылаясь на болезнь. В скобках заметим, что эта отсрочка не привела к каким-то дополнительным репрессиям со стороны Церкви.
По приезде в Рим Галилео остановился у своего старого знакомого – посла Тосканы на вилле Медичи. Излишне говорить, что условия жизни в посольстве были далеки от тюремных. Правда, позднее, когда началось собственно следствие, ученый был переведен в Ватикан. Но и там не было никаких «низких каменных сводов»: Галилей занимал отдельные трехкомнатные апартаменты с прислугой и видом на фруктовый сад.
Отречения тоже никто особенно не ждал. В том смысле, что в его неизбежности никто не сомневался. Включая самого Галилея, который с самого начала